– Во-во! Может, специально и сыплют. Травят всех потихоньку.

– Чего ерунду-то мелешь, Семеныч! – фыркнула из-за прилавка буфетчица. Кудряшки ее смешливо колыхнулись. – Кому вы нужны?

– Именно, что не нужны. А то ведь есть-пить просим, гундим… – Семеныч аккуратно смел со стола крошки, отправил пригоршней в рот. – Ты, Нюська, на зарплату живешь, потому не понимаешь. А нам ведь и пенсии надо носить, и почту с газетами. А тут вона как все просто – насыпал какого-нибудь дуста в муку, и порядок на корабле!

– Вас простым дустом не выведешь, – Нюська навалилась на прилавок, уютно сложила смуглые руки под полной грудью. – Как тараканы живучие! Так что не расстраивайся!

– Да я не расстраиваюсь. Мне ить чего? Мне долго-то не мучиться. Вас жалко, парнишку вон. Смотри, какая худоба! Тоже, наверное, из города.

– Из города, – подтвердил Генка.

– Ну вот… Вы же хлеба там нормального не едите. Раньше – как купил булок десять – для кроликов, коров, для себя, значит, – поставил на тумбочку, и никаких тебе хлопот. Он и через неделю вкусный да мягкий – безо всяких хлебниц. А ваши городские батоны я знаю… Через день сохнут, в рот брать противно. Через неделю ровно кирпичи становятся…

– У меня же ягоды есть! С помидорами! – вспомнил вдруг Генка. Такая уж атмосфера образовалась в зале. Никто никого не стеснялся, все были своими. – И яйца с огурцами. Угощайтесь! – он живо извлек из рюкзака кулек со снедью. – Хлеб, правда, городской, зато остальное – все свежее. Давайте, в самом деле, а то испортится.

– Яички – это хорошо, – не стал отнекиваться дед. Взяв одно, постучал желтым ногтем по скорлупе. – Из таких зефир раньше делали.

– И сейчас делают, – хмыкнула Нюська.

– Делают они, как же! – Семеныч подмигнул Генке все равно, как союзнику. – Пробовал я ваш зефир – сахар голимый! Раньше не докладывали, и вкус был интересный. А сейчас лизнуть страшно. Газировку, кстати, тоже пить не боялись.

– Сейчас боишься, что ли? – подала голос Нюська.

– Газеты читать надо, – Семеныч прикусил сразу половину яйца, зажевал беззубым ртом быстрее. – Там давно уж прописали: сахара нынче нет, – один сахарозаменитель, и в газировке, как в этой твоей пепси-коле – аж четыре ложки на стакан! А раньше две клали. Значит, что? Значит, кариес и привыкание.

Генка взглянул на старика с уважением. Не таким уж старым мухомором тот оказался!

– А еще соя кругом, чай в пакетиках с краской напополам, мед искусственный, – Семеныч управился с первым яйцом и взял помидор. – Это ж ни поесть, ни попить! У тебя вот раньше одеколон стоял, и где он теперь?

– Дезодорант есть.

– Ага, за сто рубликов пузырек! Зачем он такой нужен?

– А ты не пей, ты мажься.

– Если я помажусь, мне еще хуже станет! – Семеныч жизнерадостно засмеялся, и Нюська охотно ему подхихикнула. Глядя на них, Генка тоже заулыбался.

– А где тут у вас автостанция? – спросил он. И не кого-то конкретно, а всех разом. Здесь это, судя по всему, было нормой. – Мне до Соболевки надо.

– До Соболевки? – Семеныч прищурился, отчего лохматые его брови сошлись на переносице, сделав старика похожим на филина.

– До Соболевки седьмой автобус ходит, – опередила старика буфетчица. – Прямо здесь за вокзалом и останавливается.

– Здорово! – обрадовался Генка.

– Только он редко ходит. Через день, что ли?

Похожий на филина Семеныч покачал головой.

– Уже и не через день. Ныне лето, значит, в понедельник и четверг. А седни у нас вторник.

– Пешком тебе, парень надо, – посоветовала Нюська. – Не ждать же автобуса.

– А далеко это? – настроение у Генки на пару делений опустилось.

– Да километров десять будет, – раздумчиво протянул Семеныч и жилистой ладонью отер рот. – А может и все шешнацать.