– У тебя все в порядке?
– Если ты позвонила сообщить о своем согласии, все станет просто чудесно!
– Даже так! Ну, тогда у меня к тебе встречное предложение, которое поможет мне быстрее принять решение относительно пятничного ужина.
– Все что угодно!
Хитро улыбаюсь, наконец отрывая взгляд от исчерканного листа.
Глаза тут же впиваются в статью, опубликованную 12 ноября в «Нью-Йорк пост», через два дня после убийства Линды Саммерс: «Тело стало холстом в руках убийцы».
– Тогда хочу знать все подробности о твоих успехах с мертвой художницей.
– Милая, с художницей все уже давно решено. Там не о чем говорить.
– И все же, дело до сих пор не закрыто…
– Виноват, но я работаю над этой оплошностью, постараюсь решить ее до конца этой недели.
– Даже так, – тяну я, поднимаясь со своего кресла.
Отдергиваю занавеску, и на меня, словно по команде, устремляют свой взор сразу шесть пар глаз. Поочередно смотрю в лицо каждой из них, точно здороваясь: Эми Милтон, Нэнси Оуэн, Франческа Мессони, Мелисса Фриск, Бобби Джексон и наконец, Линда Саммерс.
– То есть, это все-таки сделал ее брат?
– Это сделал убийца, и я отправлю его за решетку, чтобы одна очаровательная и любознательная красотка наконец перестала забивать свою голову всякой ерундой.
Качаю головой, закатывая глаза от этой приторно-слащавой речи. Он что-то говорит, продолжая упиваться своим превосходством, в то время как я веду нешуточную борьбу сама с собой. Часть меня отказывается признавать поражение, а потому, вновь встречаясь взглядом с женщинами на доске, я понимаю, что с таким подходом дело ему не закрыть ни на этой неделе, ни даже в этом месяце. Это серия, а не убийство в состоянии аффекта, каким он желает его видеть.
– … Я прочитал отзывы, там очень красиво, вкусно, и по вечерам играет живая музыка… – говорит Кевин, и я неожиданно осознаю, что он воспринял мое затянувшееся молчание как знак вынужденной капитуляции.
– А как насчет списка женщин, который я тебе давала с похожим почерком убийства за последние пять лет? Ты вообще его изучал, или тебе проще продолжить настаивать на том, что художницу убил слетевший с катушек брат?
Кевину требуется не меньше тридцати секунд, чтобы переварить полученную информацию, а, возможно, и подавить волну гнева, которую в нем каждый раз вызывает моя открытая непокорность.
– Ключевое слово – «похожим», – нарушает затянувшуюся паузу Кевин, все тем же раздражающим меня вкрадчивым голосом, точно разговаривает он не с равноправным зрелым собеседником, а нашкодившим несмышленым ребенком. – Все убийства в той или иной степени схожи, в конце концов, в каждом таком эпизоде есть убитый…
Тяжело вздыхаю, закатывая глаза. Если я продолжу слушать эту проповедь, у меня точно судорогой сведет челюсть.
– Я тебя услышала, – снова перебиваю его я. – Ко мне пришла пациентка…
– Что насчет пятницы?
– Давай поговорим об этом завтра, пока ничего не могу обещать.
Не дожидаясь его ответа, я вешаю трубку.
– Значит, переходим к плану «Б» – говорю я в пустоту. Сажусь за компьютер и прежде, чем меня охватит сомнение, пишу еще одно письмо.
В нем всего три предложения.
Шесть фотографий. Пять ссылок на публикации в СМИ. Без подписи, но есть адресат. Christopher_Cyrus@nypost.com
Глава 9
Еще месяц назад в моей жизни существовало правило, которого я придерживалась на протяжении нескольких лет: посещение родительского дома по воскресеньям строго по «своим дням», которые закономерно чередовались с воскресеньями Винсента.
Когда он придумал это жестокое и несправедливое расписание и внедрил его в нашу жизнь, я чувствовала себя настолько опустошенной и раздавленной, что у меня не было сил спорить и ругаться. Я молча согласилась и безоговорочно следовала ему. Теперь же, когда мы снова разговариваем, выходные в родительском доме стали похожи на какое-то театральное представление: тетя Джени носится с детьми по дому, пытаясь за несколько часов переиграть с ними во все мыслимые и немыслимые игры, Лия и мама хлопочут на кухне, участвуя в пассивной войне за звание лучшей хозяйки, и, разумеется, папа с Винсентом, сидя в кабинете, то молчаливо смотрящие куда-то вдаль, то активно обсуждающие новостную повестку. Но в момент кульминации мы всегда собираемся за обеденным столом, и в эти мгновения мое сердце наполняется таким теплом и счастьем, что я каждый раз незаметно щиплю себя, чтобы убедиться: это не сон.