дама лет пятидесяти, крепкого сложения, немного похожая на брата – с таким же смугловатым лицом, с татарским прищуром умных глаз.

– Господин Соломин, – сказала она, – я рада вам, я помню вас… Боже мой, могла ли я думать… Поверьте, я всей душой…

– Благодарю за сочувствие, сударыня, но я позволил себе явиться в такой час по делу, – спокойно сказал Андрей. Слушать взволнованный голос женщины, готовой расплакаться, он совершенно не желал. – А дело такого рода – слуга вашего покойного брата незадолго до несчастья привел к вам девицу с просьбой спрятать ее.

– Да, и я обещала, что помогу бедняжке.

– Она у вас?

– Нет. Господин Соломин, я менее всего хочу прослыть жестокосердной и неделикатной… но…

– Говорите все как есть, сударыня. Я крепче духом, чем может показаться.

Собеседница вздохнула:

– Видите ли, в тот же день ко мне приехала госпожа Кузьмина. Она искала вас… Просила меня написать записочку брату, чтобы он помог ей встретиться с вами…

Андрей не ожидал, что услышит в этом доме про Катеньку. Да, он же сам ей, кажется, как-то сказал, что сестра Акиньшина замужем за Коростелевым! Катенька поехала к незнакомым людям, чтобы они помогли ей вернуть жениха, до чего же он своим упрямством довел невесту – стыд и срам…

Теперь, когда Катеньки больше не было, Андрей перебирал в памяти все, что их связывало, и сам себе выносил приговор, состоящий из одного слова: недодал. Недодал любви, недодал нежности, внимания, заботы. Уговорился повенчаться на ней, еще не испытывая истинной любви, дурак! А по-настоящему понял, что любит, под Очаковом, в холодной землянке. Тогда только душа осознала, какое тепло исходит из Катенькиных глаз.

Конец ознакомительного фрагмента.

Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу