Арлетта стиснула зубы и попробовала заехать гаду локтем по горлу. Почти попала. Но это не помогло. Тащили её быстро и уверенно, держали безжалостно, не церемонясь.

Скрипнула дверь. Застонали расхлябанные половицы, до слёз резко запахло пряным и приторно сладким.

– Уф! – выдохнул ночной брат, роняя перепуганную Арлетту на мешок с чем-то мягким и шуршащим, как сено. Арлетта вдохнула поглубже, чтобы завопить. Уж лучше назад в тюрьму.

– Тихо! – прошептал ночной брат, ловко запечатав ей рот шершавой ладонью, – а то хуже будет.

Арлетта попыталась укусить ладонь, но снова ничего не вышло. Вместо крика получился жалкий писк. Голос совсем пропал, язык не ворочался, губы не слушались. Ни с того ни с сего накатила дурная слабость. Должно быть, ночной брат ловко надавил на какую-то жилу или косточку. Все, кто на улице живёт, знают: есть такие, нажмёшь – и всё, обморок. Делай потом, что хочешь.

– Ну вот, – хмыкнул ночной брат. – Так-то лучше. Не вздумай орать. Сиди тихо, а то, гадом буду, сам страже сдам.

– Пёсья кровь! – из последних сил прошептала Арлетта. – Только тронь! Только попробуй! Горло вырву! Глаза выцарапаю!

– Фи. Дама и такие слова. Ну, я пошёл. И так уже опаздываю.

– Куда?

– На королевский бал.

– Поклон Королю передай, – просипела Арлетта со всем ехидством, которое смогла наскрести, и услышала, как звякнул замок. Снова заперли. Ночной брат схватил и запер в неизвестном месте! Справит свою ночную работу и, ясное дело, вернётся. Арлетта собралась с силами и поползла на звук, переваливаясь через шершавые, плотно набитые мешки, ощупала окованную холодным металлом замочную скважину, подёргала закрытую дверь. Крепкая. Без ключа не откроешь. От злости стукнула по ней кулаком. Хоть бы гвоздь какой или шпильку! Надо поискать.

Попыталась пробраться вдоль стенки, найти окно, но всё вокруг было завалено, заставлено полотняными тюками и корявыми лубяными коробами. В лицо то и дело лезли пахучие травяные веники, должно быть подвешенные к потолку. Что же это за место? Торговый склад или просто кладовка? В конце концов, она споткнулась, снова упала на какой-то мешок и решила не вставать. Всё равно бесполезно. Силы поберечь надо. На мешке было мягко, в кладовке тепло и как-то очень спокойно. Даже мыши не шуршали. Травы, что ли, тут такие, сонные?

Из сна Арлетту вырвали, как рыбу из воды, грубо и резко схватив в охапку. Она взвизгнула, принялась пинаться, спросонья никак не могла попасть по крепкому телу напавшего, но это… Это же…

– Бенедикт!

– Заткнись! Seinstill!

Пахнуло ядрёным перегаром. Как обычно в глубоком похмелье, Бенедикт был зол и до крайности груб.

Впрочем, повод напиться у него был. Арлетте это даже польстило. Вон как из-за неё расстроился. Всю ночь небось пил. Ругаясь вполголоса на трёх языках, Бенедикт вытащил её наружу, в пронзительный утренний холод.

– Ключик отдайте, – пропищал откуда-то снизу детский голос, – а то господин аптекарь узнает, мне попадёт.

– На, – буркнул Бенедикт.

– А за молчание?

– Ещё чего.

– Вот щас как заору, – донеслось издали, видно, с безопасного расстояния.

– На, подавись, – Бенедикт швырнул в малолетнего вымогателя мелкой монеткой и быстро запихнул Арлетту в повозку. Внутри оказался Фиделио, который сейчас же кинулся лизаться.

– Прячься, – шёпотом рявкнул Бенедикт.

Эту команду Арлетта умела выполнять ещё в раннем детстве. В дороге бывает всякое. Иногда самое правильное для молодой девицы – спрятаться и не высовываться. Привычной рукой она толкнула среднюю доску. Та, скрипнув, качнулась, и Арлетта скатилась в открывшееся пространство. Доска стала на место. Сверху уселся Фиделио, приготовился охранять.