К моменту, когда полученные мною знания заставили меня осознать глобальный пейзаж, континенты и существующие на них условия жизни и возможности, огромные различия в экономических условиях были частью экономического ландшафта. В 50–60-х годах ХХ в. большинство из нас, вероятно, считали, что мир устроен именно так, как это показано на моментальном снимке. Я и сам был таким. Я все еще помню жаркие мальчишеские споры о справедливости и несправедливости и доводы, объяснявшие столь сильное расхождение доходов. Есть, говорили тогда, сравнительно бедные страны и богатые страны. Вопрос: почему? Как могут существовать и сохраняться различия такого масштаба?

Естественный человеческий инстинкт заставлял нас искать виноватых, какое-то рукотворное ограничение, мешающее сбросить оковы нищеты. Такую тенденцию нельзя считать полностью ошибочной, но все же она приводит к явно упрощенным выводам. Одни полагали, что существующее положение вещей постоянно, другие смутно ощущали, что все может измениться, хотя и не знали как. И все же представления, основанные на моментальном снимке, господствовали повсеместно. Развертывание и осмысление стремительных, ускоряющихся и постоянных изменений – дело гораздо более сложное с концептуальной точки зрения, и оно способно многих из нас заставить себя чувствовать не в своей тарелке.

В середине 30-х годов ХХ в., в разгар Великой депрессии, мои родители, подобно многим другим родившимся в годы Первой мировой войны, искали работу. Не слишком успешно. Опыт безуспешного поиска работы оказал сильное влияние на их видение мира и оценку собственных возможностей, и такая доля была уготована большинству представителей их поколения. Они не знали, что впереди их ждут великие перемены, и не надеялись на них; они не стали бы спорить на все семейное состояние, что такое изменение произойдет. В душе они были, в сущности, пессимистами, и то, что произошло после Второй мировой войны, стало для них приятной неожиданностью.

Надежды моих родителей, сосредоточенные преимущественно на детях и внуках, были связаны с более стабильным и определенным существованием. В промышленно развитых странах такие надежды оправдались даже сверх меры. Благодаря чрезвычайным экономическим мерам, которых потребовала Вторая мировая война, мир наконец-то выкарабкался из Великой депрессии. После войны Европа и Япония при поддержке США и вновь созданных международных институтов восстановили свою экономику. Рост также был восстановлен. Стремительный технологический прогресс (опять же ускоренный требованиями современной войны), растущие производительность и доходы определяли экономический ландшафт в развитых странах. Ситуация усугублялась холодной войной и угрозой гарантированного взаимного уничтожения, нависавшей темным облаком на горизонте.

К высоким темпам роста стали привыкать. Существует правило, применяемое статистиками и экономистами, так называемое правило 72-х. Оно гласит: время (в годах), необходимое для удвоения чего-либо при определенном годовом темпе роста, равно этому темпу роста, разделенному на 72. Звучит это правило нелепо, но оно работает. Так, например, если темп роста равен 1 %, то доход (или то, что получают в результате деятельности) удваивается за 72 года. Если темп роста равен 7 % (что является самыми высокими устойчивыми темпами роста, какого только можно было достичь до недавнего прошлого), то время двукратного увеличения дохода сокращается до десятилетия. Иными словами, при темпах роста, равных 7 %, доходы и выпуск удваиваются каждые десять лет. Приводимые мной цифры приблизительны, но вполне позволяют составить общее представление.