Ну, ладно, хватит об этом. Ровное, с гладким асфальтом полотно дороги от Никольского до Челябинской трассы, лентой разворачивающееся в причудливых, но плавных изгибах, спусках и подъёмах на фоне живописного соснового леса, заставило меня увлечься быстрой ездой. И, уже не думая над деталями дела, я придавил педаль газа до пола, полностью отдаваясь ощущению скорости. И снова, в который уж раз, услышал отца:

– Не гони!

Я бросил взгляд на стрелку спидометра и, невольно вздрогнув, притормозил. Когда вдруг, совсем неожиданно, появился поворот на новую Челябинскую трассу, стало жалко, что снова придётся вливаться в общий поток.

Сегодня мне предстояло ещё одно следственное действие. Оперативники никак не могли доставить в следственное управление Бекетова. Дверь в его квартиру всегда была на замке. Складывалось впечатление, что в прошлый визит на Вторчермет увидеться с ним удалось случайно. На этот раз я решил приехать к Бекетову с понятыми, при необходимости вскрыть квартиру и произвести там обыск. Так всё и вышло. Бекетова дома не оказалось. Пришлось вызывать из ЖЭУ слесаря, который, пытаясь отжать ригель замка, стал возиться с дверью неожиданно долго. Кончилось тем, что один из оперативников с силой пнул дверь, выбив замок, и мы все прошли в квартиру. Я приступил к обыску, методично, от входа и по часовой стрелке. Понятые растерянно оглядывались – присаживаться здесь было негде, а чем дольше здесь находишься на ногах, тем больше было шансов попасть рукавом в кастрюлю с прокисшим супом или наступить на валявшиеся прямо на полу слякотные огрызки огурцов. По встревоженным лицам понятых было видно, что они опасаются, не извлечёт ли сейчас следователь из-под кровати покойника. Из-под кровати я, однако, извлёк не труп, хотя по сгустившемуся в квартире аромату гниения можно было допустить и такой вариант, а чёрный пластмассовый дипломат. Повеселевшие оперативники, поманив пальцем понятых, сгрудились вокруг меня. Два миллиона рублей насчитал я в дипломате! Два миллиона в ровных, аккуратно перевязанных бумажными лентами пачках.

– Оп-паньки… – произнёс вполголоса кто-то из милиционеров. Кажется, Федосеев, самый старый в Центральном райотделе оперативник.

Все присутствующие такому исходу следственного действия явно обрадовались и закурили вдруг разом, зашумели. Даже пожилые понятые качали головами и возбуждённо обменивались впечатлениями от находки. Дрожащими от волнения пальцами я снова стал пересчитывать деньги. Два миллиона. Это означало, что убийца Корнеева найден!

Уже в следственном управлении вынес постановление о заключении Бекетова под стражу. Не верилось, что преступление раскрыто. Точно так же не верит порой в свою удачу рыбак, дёрнувший удочку с взметнувшейся в небо рыбкой. Она трепещет и сверкает на солнце серебром чешуи, парит рядом со стрекозами и, кажется, готова устремиться вместе с юркими стрижами в небо. Только не на берег, только не в рыбацкий садок! Следственный опыт подсказывал мне, что впереди ещё предстоит тяжёлая, кропотливая проверка всевозможных оправдательных версий Бекетова. Для того чтобы найденная улика заиграла, требовалось сделать очень много. Предстояла нудная процессуальная работа. Необходимо идентифицировать дипломат и провести его опознание; деньги также надо будет связать с конкретным фактом их выдачи определённому лицу. А пока что я назначил криминалистическую экспертизу для выявления отпечатков пальцев на дипломате.

Многим нравится азартно ловить рыбу. Но никому – чистить её от осклизлой неподатливой чешуи, вспарывать живот и потрошить живую и вёрткую, отчаянно выскальзывающую из рук. Маловероятно, что Бекетов полезет на раскалённую сковородку правосудия добровольно, без усилий с моей стороны. Достаточно тупо сказать следователю: «Я не знаю, откуда в моей комнате дипломат. Кто-то подбросил», – и мне уже давить на него будет нечем. Правда, есть ещё оперативники с их специфическими методами выколачивания признания. Это самый простой и лёгкий способ раскрытия убийства. Опер Федосеев, ещё тот плут, оправдываясь, говорил: «Если инструкция для лётчиков написана на крови, то Уголовно-процессуальный кодекс составлен романтиками и мечтателями. Как его не нарушить?» В какой-то мере он прав. Законодатель продолжает видеть в убийце человека, даже если тот перестал быть таковым. Тем не менее методы оперативников мне не подходили. И не только потому, что я боялся сесть в тюрьму вместе с милиционерами. Мне было известно, что как легко подозреваемый пишет в кабинете оперативника явку с повинной, так же легко он от неё в дальнейшем отказывается. При этом первоначальное его признание вкупе с имеющейся пусть и не стопроцентной уликой очень часто становится залогом обвинительного приговора. И нередко – ошибочного приговора.