– Ну что вам сказать о Павле? – секунду он сортировал в своей голове информацию. – Мужик стоящий был. Серьёзный. Помогал нам деньгами. Федорченко сверкнул глазами: – И принципиальный! Всегда участвовал с нами в различных маршах протеста. Катались на мотоциклах с российскими и сербскими флагами вокруг американского консульства в годовщину бомбардировок Белграда. Оцепляли Таганский рынок – такой марш протеста против унизительного наводнения России дешёвым и некачественным ширпотребом из Азии. И на момент прихода к нам Павел уже бился один со всей этой иноземной шушерой.

Федорченко натянул на руки перчатки и задумчиво сжал кулаки.

– Конечно, мы это так не оставим. Не для того собрались здесь вместе, чтобы нас поодиночке, как крыс, перебили… – Он посмотрел на меня исподлобья, строго: – А вам не кажется странным совпадение? Убили его 20 апреля 2000 года – в день рождения Гитлера! Кто-то объявил нашему движению войну!

– И кто же это может быть?

– А кто враг у патриотов? – ответил вопросом на вопрос Федорченко. – Неруси всех мастей!

Федорченко немного помедлил, а затем поднял на меня испепеляющий взгляд и произнес пафосно:

– Обществу нужна встряска! Может быть, даже война! Чтобы очиститься!

– Вот как? – удивился я. – А вот за это уже и под уголовную статью можно попасть!

– Плевать! Мы готовы идти в тюрьмы. Готовы страдать за свою идею!

Я хмыкнул. Это не ускользнуло от внимания оратора, и он уже спокойнее добавил:

– Послушайте. Ведь что-то надо делать. Смотрите, что творится кругом – коррупция, алкоголизация молодёжи… Педофилы вот развелись!

– Корнеев за это ратовал?

– Да все незашоренные люди это видят. Не он один. Только быдло сейчас погоду в обществе делает. Извести их всех надо – вот что!

– Это как же?

– Да в лагеря! А всем инородцам дать двадцать четыре часа, чтобы убраться из Руси. А не уедут, так… – Федорченко сделал выразительный жест рукой, перечеркнув ладонью своё горло.

– Ну-у! Ты что-то совсем зарвался! И следователя не боишься? Ты же мне тут фашизм проповедуешь. Вот возьму сейчас и надену на тебя наручники.

– На! На! – Федорченко встал и вытянул вперёд руки. – Вяжи меня, блин! Вяжи! Что я ещё должен говорить, когда нас тут всех, блин, убивают!

В уголках его губ заблестела слюна, а глаза стали лихорадочно бегать по сторонам. «Сейчас сиганёт ещё вниз с этой площадки. Шею себе свернёт!» – подумал я с опаской.

– Ну, ладно. Потом разберёмся тут с тобой.

Я задал ещё несколько вопросов о коммерческой деятельности Корнеева, пытаясь выяснить осведомлённость Федорченко, и вскоре, спрятав в папку подписанный протокол допроса, покинул обиженного байкера.

– Молодёжь! – вздохнул Корнеев, слезая с чёрного громоздкого байка. – Ищущие национальную идею молодые люди! Свято место пусто не бывает! Но молокососы всё-таки, чтобы меня завалить.

Из встречи с Федорченко я уяснил, что Корнеев был в рядах байкеров один год. Изрядно снабжал этот клуб деньгами, был для них кем-то вроде мецената. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что Федорченко со своими товарищами приписывали Корнееву какие-то тайные, чуть ли не делегированные каким-то Центром, полномочия. Федорченко верил, что патриотические силы России заинтересовались ими и в лице Корнеева шлют им помощь и руководство к действию. Я же ушёл от байкеров с убеждением, что Корнеев действительно, как говорил его приятель Смольянов, был не таким серьёзным человеком, каким мог показаться на первый взгляд. Какие-то юношеские увлечения. Глупенькие подружки. Более-менее удачный спекулянт, сумевший в мутные девяностые годы урвать деньги, купить коттедж, хорошую квартиру, ну ещё что-то там. Скорее всего, убийство совершили люди из другого круга, воспользовавшиеся информацией о предполагаемой сделке и наличии у него денег. Это самое реальное. Этими людьми могут быть его челябинские компаньоны. Ну и местные, разумеется, включая водителя Калабошкина. В роли преступников могут оказаться и самые близкие его друзья – Смольянов и Бекетов. Не стоит пока сбрасывать со счетов и конфликт с женой – ей, в сущности, была выгодна его смерть. Конечно, стоит ещё проверить мастера-ламинатчика, который ремонтировал у них пол. Тому могло многое стать известным за время пребывания в доме Корнеевых. Ну и сосед Павлюченков… Пожалуй, подумал я, это наиболее реальные версии.