Всходит

На небо звезда.

Посмотри!

Смело,

Усильем и делом

В жизни

Дорогу тори

Для души.

Телом,

Взволнованным телом

Ветром

Вселенной дыши!

Руби до утра

На дворе дрова.

В свой новострой

Дорогу построй.

Храм заложи,

Сложи витражи,

Образ любви

На земле пропиши

Словами,

Устами,

Делами,

Стезями…

Домами,

Друзьями,

Садами,

Дворами…

Если тебе не спится.

В сердце бушуют чувства,

Переверни страницу

Искусства

И положи на чистый лист

Образ любви,

Именем женщины его

Назови.

Останови, окликни, помани,

возьми с собой, я не споткнусь в дороге,

я за тобой пойду среди немногих,

когда собьешься ты с пути.

Я поддержу, когда рука скользнет по плесневелой кладке

и ты оступишься в колодце тупика,

я не уйду, и если сил не хватит тебя поднять,

я принесу в охапке сноп света —

к тебе, уставшему,

и светом гниль губя, тебя от гибели спасу.

Я жду тебя. Лишь дай мне знак,

Я мигом прилечу.

А хочешь, отведу тебя на солнечный пикник.

Меня Орфей учил играть на лире,

и я тебе спою. Уже вино разлили

для праздника,

и глиняный сосуд, как молодое тело,

полон до краев бурлящей кровью.

Чашу мимо нас не пронесут.

Я буду там с тобою,

ведь я твоя душа.

Мне без тебя в плоти не воплотиться,

тебе же не взлететь и не найти покой.

Сон прогоню и буду ночью сниться

и звать, и мучить неосуществленным,

ведь я – твоя судьба, и не ищи другой,

И не пытайся записать рукою, мной не вдохновленной,

во свиток жизни список дел своих.

Он будет пуст, лишь грустные чернила

сбегут с пера на чистый пергамент

и в кляксах воплотят мои невидимые слезы.

Нет, милый мой!

Все это не угрозы.

Я – вдохновение твое, ты – мастер добрых дел.

Мы в мир пришли, чтобы найти друг друга,

и к свету миру выложить ступень.

Так прогони моей печали тень,

останови мой бесполезный бег по кругу.

Пора! Проснись, и я начну твой день!

У меня нет золота.

Метка обручальная

Далеко заброшена,

Как ярмо печальное.

У меня нет яхонтов

и агатов дымчатых,

мне важней мгновения

песен переливчатых

и росы бриллиантовой

на траве нефритовой

важен звон малиновый

к пляске сибаритовой.

У меня нет возраста,

есть глаза влюбленные,

как леса российские,

светлые, зеленые.

Только нитка жемчуга

на груди колышется,

все, что с болью прожито,

бусиной нанижется.

Я могу быть сильною.

Жизнь моя рискована.

Я – мечты посыльная,

жизнью очарована.

Пришел трындец патриархату.

Вату —

в уши,

сижу —

не слушаю.

Гляжу:

– Ба!

Да я тут не одна!

Бабы парятся,

и мне такое нравится.

Поддаю пару

березовым отваром.

Правит бабе спинку

березовая хворостинка.

Снимает

с майкой – мамайку,

с макушки – петрушку,

с фаркопа – копа,

с места, где ноги растут —

страх и простоту,

с шеи, где грива —

грезы и наивы.

Все, что было плохо —

в песни и хохот.

Эх, хороша баба!

С этой бабой кабы…

Мужик вкруг бани мается,

тоже хочет париться.

Чтоб кружил ты тут не зря

громко шпорами звеня,

принеси воды студеной,

чтоб малеха охолонуть

и напиться,

и умыться.

Нынче тело веселится!

Полено – в топку.

Ловко!

Веник – в ушат,

неспеша.

Трава духом

на камнях исходит.

Кровь бродит.

Воскресенье —

средство от хвори,

от смерти спасение.

Лепота!

Горы двигать охота!

То-то!

Бежать дом ставить,

в землю семя бросить,

ждать и жать.

Никто не просит.

Сам —

в лепешку!

Своей волей

болен.

Жар, что Везувий рядом.

Отрада!

Эй, бабоньки!

Поднимайся трудиться.

Не трудно будет договориться.

Это Вавилон рассорил,

а мы – к Богу,

скатертью дорога.

Вернем детям

сады Эдема:

яблоки, соки, джемы,

кисельные реки —

навеки!

Всем.

Вдоволь.

Сбоку – ни одной хаты.

Трындец пришел патриархату!

Я попрошу дитя

малое

нарисовать мне на листе

солнышко

и сказками его

побалую,

прекрасное свое

зернышко.

Для солнышка его

веточкой

я в тучах разгоню

рамочку.

Не бойся ничего,

деточка.

Волшебница твоя