Пришедшие на рассвете с ночного лова рыбаки, зевая, слонялись по поселку, готовясь ко сну. Их лодки уже были 'пришвартованы', как они говорили, к семейным причалам, паруса и мачты сняты от чужого глаза и спрятаны по сараям. Пока жены не вынесли рыбу на рынок – рабочая суматоха в доме не давала мужьям лечь отоспаться. Лана насплетничала мне однажды, что большинство таких семей занимается супружескими обязанностями только в церковные, десятые дни отдыха: ночью жена спит – муж в море, днем муж спит – жена на рынке торгует свежей рыбой, кроя перекупщиков матом и вежливо разговаривая с покупателями. Во время кратких свиданий утром муж сортирует с женой улов, вечером – вместе чинят снасти и подшивают старые паруса. А задирать жене юбку перед выходом в море – плохая примета, можно не вернуться обратно. Морские обычаи требуют, чтобы дети делались после моря, без спешки, со всем тщанием. Изменять мужу – непременно заметят соседи. В общем, рыбацкая жизнь представлялась мне со слов потомственной рыбачки непростой, да и опасной.

Сама Лана специально не пошла сегодня в море, и ждала меня в праздничном платье у крыльца своего дома, действительно приличного для даже такого богатого поселка. Я, признаться, с самого начала присмотрел ее только как модель для моих живописных упражнений, и давно уже оставил надежды задрать девушке подол – рыбачка имела твердый характер и не собиралась заводить ребенка со стороны, даже от письмоводителя управы (как я представился ей при знакомстве). Более того, я подозревал, что она не пала бы к ногам даже такого щедрого красавца, как корнет граф Альбер. Словом, тут роман не вышел, и теперь мне, с полной потерей циркачки, оставалось только перейти к одной красивой супруге негоцианта, давно строившей мне глазки. Тем не менее я пообещал Лане помочь с замужеством, и не хотел отказываться от своего слова. Сейчас мне уже казалось, что девушка ловко поймала меня с обещанием. Кроме того, я действительно собирался написать красавицу-рыбачку в лодке на фоне моря. И, наконец, мне хотелось развлечься – начистить морды наглецам, объявившим свободной рыбачке, члену гильдии, что она выйдет замуж по их выбору, иначе её принудят силой. 'Придется сыграть в благородного рыцаря' – меланхолично подумал я. Что ж, это удовольствие более оригинальное, чем обычная дуэль.

– Здравствуй, красавица, – панибратски приветствовал я Лану, как мелкий дворянин обычно обращается к гильдейской рыбачке. Мы с Горманом вежливо поклонились и слезли с наших нарочито невзрачных лошадей. – Ну что, будем рисовать, а затем заедем в ресторан, пообедаем?

– Прошу вас принять кофей из моих рук, – приветливо, но вежливо ответила девушка. Никто вокруг не смог бы подумать сейчас, что еще десять дней назад мы с этой на вид такой чопорной рыбачкой гуляли по берегу моря в пяти стадиях от поселка, смеялись над моими шуточками, и я поправлял ей волосы, путающиеся на соленом ветру.

Покончив с ритуальной чашкой кофея, я вытащил из ящика кисти и краски. Горман помог мне раскрыть и поставить мольберт, и я уже начал смешивать краски на палитре, как вдруг кто-то нахально присвистнул сзади.

– Смотри, управские в нашем поселке завелись, – весело сказал кто-то. – Сейчас нам налоги заново посчитают… прямо кистями на стене.

Сзади меня стояло пятеро молодых рыбаков – руки в карманах старых парусиновых штанов, отбеленных солью, ноги в кожаных сапогах, ободранные куртки распахнуты на голой груди без фуфайки, на головах новенькие вязаные шапки ярких цветов – юные щеголи. Хотя вид у них был вполне отвязный, я не стал задираться и только сказал холодным тоном: