Сейчас он ее прижучит – мол, что ты ко мне с этой своей псиной лезешь. Но что поделать с детьми, если они поколениями неисправимы? Найдут измученную собачку в подворотне и ноют: «Пожалуйста, давай заберем! Я честно-честно гулять с ней буду в шесть утра! Каждый день! Обещаю!»

Ильяна никогда не просила кого-то приютить с улицы. Она ревниво относилась к их маленькой семье; делить близких даже с самым неприхотливым животным было бы для нее невыносимым испытанием. Вэла всегда это удивляло, и ему даже думалось, что его девочка – с каменным сердцем. Однажды она перешагнула труп сбитого машиной котенка, сказав звонким детским голосом: «Жаль, но все равно никто не успел бы помочь. Сам попался».

Здесь нет вины Вэла, пусть он сам по себе и жесток, но многие годы Ильяна воспитывалась в притоне, где законно и незаконно трудилась ее родная мать, и этот опыт не искоренить, несмотря на несовершенство детской памяти. На нее влияли разные женщины: и умные, и красивые, и жестокие, и сердобольные до надоедливости. Все как одна почему-то звали ее Ильей. Может, мечтали, чтобы она выросла мальчиком (только как, если не родилась им?), и никто не мог ее обидеть. Голову ей брили – избавлялись от вшей, а одежда была какая придется. Такая она слонялась по улицам, отправленная по мелким поручениям.

Найденная мелкая девчонка долго не выговаривала коварную мягкость собственного имени, и Вэлу послышалось, как будто сокращенное, переливистое Илля. Так и записал потом на себя, забранную из грязи, назвал своей дочерью. По своим новым ненастоящим документам они люди, но внутри каждый свою природу знает.

– Сегодня эта ваша тупая «ежегодина». – Понизив голос, Илля нервно прикладывает ладони к ушам, прижимая их к голове. Опускает руки и топчет ногой. Вэл мерит ее тревогу взглядом.

– Уже лет шесть ни сном ни духом. – Он подозрительно щурится. – С чего ты взяла? Все на месте.

– Рыкова.

Короткий ответ вынуждает Вэла съежиться. Его сначала перекашивает, потом складывает пополам, а после добивает сдавленным «твою мать!». Никому не нравятся призраки прошлого – особенно настырные. Илля никогда не узнает, что на самом деле случилось между ними десятки лет назад, но это что-то вынуждает Вэла содрогаться каждый год в ожидании возмездия. Главарь Стаи и правда отстал от Зильберманов несколько лет назад, потому что испробовал все способы достать недосягаемого врага. Он похищал близких, мучил братьев, пытал чужими руками и самого Вэла, но никогда еще не набирался наглости хотя бы краем задевать его дочь.

Но месть есть месть.

В Славгороде денег нет. Кажется, кончились еще в девяностых – после развала Союза. Герасим лично застал страну, которая нуждалась в них – в гибридах. То для строительства аркуд припрячь, то для пахоты в Целинограде – выносливых к жаре керастов. Некоторые из них могли похвастаться знаниями о внешнем мире – редкие, многие давно погибшие, гибриды сами становились деньгами Славгорода, которыми город платил своему государству. Союз давал дотации и требовал проценты. Зачем еще дан гибридам животный дар, если нельзя запрячь их для дела?

Кто-то во время холодной войны вынюхивал в аэропортах незаконное, кто-то – ублажал министров и послов в банях. Знали ли китайцы, что их узкоглазые товарищи из Славгорода с чешуйками на бедрах обладают особым строением глотки просто по природе и поэтому так громко поют? Знали ли прибалты, что сокровища из недр моря им поднимают почти что потомки русалок? Знали ли тогдашние люди, что рано или поздно Славгород станет принадлежать сам себе?