– Все! – прервал меня князь и встал из-за стола. Если бы я видел Орлова впервые, то был бы шокирован его маленьким ростом. Шаркая лаптями по полированному паркету, он подошел к книжному шкафу, снял с полки увесистый том «Российская архитектура. ХIX век» и протянул его мне. – Я благодарю тебя за внимание к судьбе моего сына, но советую все же вернуться к своим обязанностям. Обрати внимание на обливистый контур крыши грота и постарайся установить стропила под большую нагрузку по всем законам физики и строительства.

Я внимательно посмотрел в глаза князя, уже научившись читать в них комментарии к словам, но Орлов глаза отвел, хлопнул меня невесомой ладошкой по груди и сказал:

– Ступай, братец, ступай!

Рядом с узкой дверью образовалась минутная толчея. Носатый, пропустив вперед себя садовницу, оказался передо мной.

– Что это на вас нашло? – спросил он, нетерпеливо выковыривая сигарету из пачки.

У меня не было желания развивать тему с незнакомым человеком, и я лишь прошелся пустым взглядом по его лицу, больно споткнувшись о нос. Мы вышли в длинный и узкий коридор, стены которого были увешаны пейзажами. Я нарочно приостановился у «Туманного рассвета на берегу Двины», чтобы увеличить дистанцию с носатым, но тот, как назло, тоже замедлил шаг.

– Увлекаетесь живописью?

– Что ж ты грех такой на душу берешь? – спросил меня не по годам стройный выжлятник Палыч, проходя мимо и сокрушенно качая белой, как одуванчик, головой.

Я растерялся, не зная, на какой вопрос отвечать в первую очередь.

Мы вышли на террасу. Косой мелкий дождь залил дощатый пол наполовину, и в нем, как в матовом зеркале, отражались черные стволы еще голых яблонь. Я поднял воротник куртки и пошел между волнистых рядов невысокого плетня. Гравий шуршал только под моими ногами – носатый исхитрился идти за мной в ногу, и его шагов я не слышал. Пригнув голову, я прошел под мокрой лапой старой ели и остановился напротив грота с недостроенным куполом.

Носатый не совсем уверенно, словно не исключал возможность того, что будет побит, приблизился ко мне, самоотверженно раскуривая вымокшую сигарету. Наверное, он задел головой ветку и попал под ледяной душ.

– Покорнейше прошу простить! – вычурно обратился он, отчего меня внутренне передернуло. Мы с ним были приблизительно одного возраста, в каком принято обращаться друг другу в совершенно иной манере. Но, видимо, носатый попал под влияние чудачеств Орлова, и его неудержимо тянуло на архаичный слог.

Я ничего не ответил, раскрыл книгу на закладке и посмотрел на чертеж грота. Орлов предлагал скопировать какого-то головастика с катастрофическим соотношением нагрузки и опоры: купол по своему объему превышал несущие конструкции едва ли не в два раза. Астрономическая обсерватория, а не грот!

– Палка, палка, огурец, – произнес носатый, рассматривая облупившиеся колонны грота, – вот и вышел человец… А меня зовут Филипп, – представился он и протянул мне свою ладонь. – Работаю в сбербанке, а по совместительству – казначеем у князя.

– Ага, – ответил я. Капли дождя усеяли страницу, и я захлопнул книгу. – Что надо?

– Я по этой усадьбе еще мальчишкой бегал, – сказал Филипп и ностальгически вздохнул. – Здесь сначала приют для бездомных был, потом больница. Потом школьный сад… Чувствую корни, понимаешь, – неожиданно перешел он на «ты» и с шумом выдохнул дым. – Голос крови! Тебе этого не понять…

Я сунул книгу под мышку и уставился на Филиппа. Для полноты счастья ему не хватало моей заинтересованности и вопросов.

– Мы ж с Николаичем родственники, – с подчеркнутой незначимостью ответил Филипп, что в его понимании выглядело как проявление скромности.