— Если ты сделаешь хоть что-нибудь, я тебя!..

— Если будешь так же ерзать по моему члену, то точно сделаю.

К счастью, понимала она сразу, а потому замерла и вся вытянулась в моих руках, только распахнула глаза, глядя прямо перед собой в полумрак пустого участка.

Я слышал, как колотится ее сердце.

Чувствовал, как вспотели ладошки, которые она сжимала.

Как капелька пота потекла по напряженной спине.

И это никак не добавляло мне чертова покоя.

А ведь меня считали самым правильным и сдержанным из братьев.

Видимо, зря.

— Хочешь, поговорим? — Я приобнял девушку, не сдавливая в своих руках излишне сильно, но всё же давал понять, что выскочить она уже не сможет.

Для ее же блага.

Она нервно хохотнула в ответ, взмахнув длинными ресницами:

— А ты в состоянии разговаривать?

— Я буду очень стараться не терять сути разговора.

Говорил я совершенно искренне, потому что оказалось сложно соединять слова в предложения с таким стояком, словно соединение между мозгом и языком напрочь пропадало.

Язык хотелось использовать совсем по другому назначению.

Кстати, общительным я тоже никогда не был.

Но с ней почему-то хотелось быть другим.

Неожиданно даже для себя.

Девчонка притихла и теперь сцепила руки перед собой в замок, только чуть нахмурилась, пробормотав:

— Ты почему такой горячий?

Я тихо рассмеялся, заметив вихрь мурашек на участке обнаженной кожи, куда хотелось прижаться губами:

— Это комплимент?

— Констатация факта! Ты действительно очень горячий! Вот я сижу на тебе и чувствую…

— Что чувствуешь? — выдохнул я, подавшись вперед так, что прижался грудью к ее напряженной спине.

Чувствовала она то, что нужно.

Да и сложно было не почувствовать мой стояк, который упирался в ее попку.

Поэтому она тяжело сглотнула, но упрямо вздернула подбородок, шикнув:

— Ты случайно не болеешь? Может, температура у тебя? Не хватало мне еще заразиться и заболеть!

— Ты точно заболеешь, если будешь стоять на холодном полу возле ледяной решетки.

Девушка промолчала, но и вырываться перестала.

Даже притихла, словно тот воробышек, который пригрелся и перестал клеваться.

Когда на улице раздались радостные возгласы, стрельба петард и пьяные песни о счастливом будущем, которое всех ждет в новом году, я улыбнулся, склоняясь к девушке, и прошептал:

— С Новым годом!

— С новым годом, маньяк, — отозвалась она и протяжно выдохнула, словно в эту секунду ее душа была не здесь. Не со мной. Не за этой решеткой, а рядом с Сантой, у которого она просила что-то… что-то очень личное и ранящее ее.

Что-то очень важное и глубокое.

И я не мешал.

Тоже притих и смотрел на нее, аккуратно обнимая и просто стараясь согреть. И защитить.

Наша встреча была странной и выбивающей из привычного уклада жизни, но теперь мне казалось, что всё именно так и должно быть.

Да, и для меня этот Новый год выдался странным.

Не сказать чтобы я отмечал его когда-нибудь в большой шумной компании.

На самом деле для меня это был всего лишь обычный день в череде таких же, где я шел к своей цели и точно знал, что мне делать. До этого дня.

— Тебя хоть как зовут-то? — вдруг чуть повернулась она ко мне, заглядывая через плечо в мое лицо, которое оказалось неожиданно близко к ее лицу. Но не отпрянула и не попыталась снова повернуться вперед.

Запнувшись о собственные мысли лишь на секунду, я всё-таки ответил честно:

— Марс.

— Серьезно? Прям так и зовут? — вскинула удивленно бровки девушка, но когда я кивнул в ответ, то не стала шутить на этот счет или допытываться, что курили мои родители, когда называли меня именно так.

Я бы всё равно не смог ей объяснить, что это была традиция Палачей — называть детей именами планет из поколения в поколение. Мой отец тоже был Марс. Как и мой дед. И прадед. И так до самого первого Палача в нашем роду, которому когда-то дали это имя. Так же, как будут звать моего сына, внука и правнука.