Так много, как только она могла дать. И даже еще больше.

— Вечером расскажешь их имена!

Я улыбнулся, но промолчал, потому что не смог бы признаться, что не смогу этого сделать.

Уже то, что она знала мое настоящее имя — имя Палача, было наказуемым деянием. За это меня должны были наказать мои же братья.

Потому что первое правило нашего существования — всегда оставаться в тайне.

Я мог жить среди людей.

Мог пытаться выглядеть как они.

Но я никогда не был человеком с момента своего рождения.

Мы бы в принципе не показывались людям, если бы не страшные события, которые открыли жуткую тайну о том, что люди в этом мире совсем не одни.

А еще — что они до смешного слабы и беспомощны.

Впрочем, думать об этом именно сейчас я не мог.

Лилу вела меня по коридору, широко улыбаясь и предвкушая восторг детей, но, когда мы подошли к нужной двери, которая распахивалась двумя створками, неожиданно остановилась и бросила на меня странный взгляд.

Смущенный.

Даже немного испуганный.

Девушка не сразу нашла что сказать, но когда сделала это, то по-настоящему переживала, что что-то может пойти не так.

— …Я должна предупредить, что когда ты войдешь в эти двери, то можешь быть слегка шокирован. Дети, которые лежат в этом отделении, немного отличаются от обычных детей. Здоровых детей…

Меня тронуло то, как Лилу переживала за них.

В самое сердце.

Девушка, которая за словом не полезет в карман и шарахнет мужика шокером по яйцам, сейчас дрожала от переживания за детей и искренне боялась, что моя хрупкая и неуравновешенная мужская психика просто не справится с тем, что я увижу.

Жаль, я не мог ей сказать, что мужчина я только внешне.

А внутри — зверь.

Хищник, о котором она не могла бы даже подумать.

Монстр, которым пугали других неведомых хищников — берсерков и волколаков.

И что я почувствовал всё, что происходило в этом отделении на третьем этаже, стоило мне только подняться сюда.

Здесь пахло смертью.

И отчаянной борьбой за хрупкую жизнь.

Каждую маленькую невинную жизнь этих детей, которых изнутри сжигала страшная болезнь. Опухоль.

Люди называли ее раком.

Я улыбнулся Лилу уверенно и поддерживающее, взяв за руку, чтобы поцеловать в маленькую ладонь.

— Всё будет хорошо, маленький Санта. Идем уже! Дети ждут.

Лили улыбнулась настолько широко и очаровательно, что мое глухое к эмоциям сердце снова предательски дрогнуло.

Что творила со мной эта девчонка с большими задорными глазами и ранимым сердцем, в котором помещалось так много боли и веры?

Куда она спрятала невозмутимого холодного Марса, который всегда отличался ясностью ума?

Марса, который всегда составлял идеальные планы и четко следовал им, не позволяя никому действовать иначе?

Марса, который никогда не опаздывал и всегда держал слово и вот теперь явно тысячу раз был проклят и мысленно расчленен своим эмоциональным братом, пропав на трое суток?

Где был этот Марс?

Было ощущение, что он остался в том клубе, напрочь лишившись памяти.

Потому что то, что я творил сейчас, не входило ни в какие рамки: пел песни с детьми, водил хороводы вокруг украшенной елки, взяв пару ребят на руки, потому что они были настолько слабы, что не могли ходить самостоятельно. А еще слушал два десятка стихов о чудесной зиме и добром Санте, выдавая при этом подарки из большого красного мешка.

Плут мне просто не поверит, если я расскажу, куда пропал и что делал!

7. Глава 7

Почти трое суток я пытался свести концы с концами и понять, что происходит в жизни Лилу.

И теперь понимал настолько отчетливо, что становилось даже не по себе.

Девушка не просто работала здесь.

Она жила.

На постоянной основе.