– Мотивируйте, – привстал со скамьи комиссар Громов.

– А можно без матов, – вновь съязвил кто-то из задних рядов.

Шутка не вызвала особого смеха.

– Поясняю, – Андреич обернулся к соратникам. – На ровном участке взрывать глупо. Ну уроним паровоз, порвем рельс, – через несколько часов все восстановят. А надо так его уязвить, чтобы не очухался. Чтобы пушки со станин послетали, оптика вдребезги, да хорошо бы, чтобы боезапас сдетонировал. Вот тогда он уже навеки калека. Поэтому надо рвать его на спуске, где паровоз за собой весь состав потянет, или на мосту.

– А на мостах охрана, – крикнул кто-то.

– Значит, рвать на спуске или охрану убрать, – усмехнулся командир разведки.

– Вот и займись этим, раз ты у нас такой смышленый, – обрадовался Лютый.

– Считайте это партийным заданием, – встрял в разговор комиссар.

– В партиях не состою, но паровозик опрокину, – с вызовом парировал Андреич. – Требую весь имеющийся в наличии запас взрывчатки и свободу маневра, чтоб никто не указывал мне, что и как делать.

– Да Бог тебе навстречу, – постановил командир-атаман.

К поставленной задаче Аргунцев отнесся как всегда добросовестно и продумал все детали предстоящей операции. Для верности он направил Арсения с друзьями в Хабаровск с тем, чтобы они разведали все о работе бронепоезда. Для этого надо было связаться с рабочими из паровозного депо. В этом вопросе следовало соблюдать крайнюю осторожность, поскольку все железнодорожники числились на государственной службе и многие из них встретили революцию настороженно, а некоторые и враждебно.

У Сени были знакомцы в депо, но он решил также навестить Якова Рака. Слесари и масленщики не принадлежали к железнодорожной рабочей аристократии, как, впрочем, и кочегары. У них-то и узнавал Сеня и его товарищи Евсеич и Гриша Лапин разрозненные сведения о бронепоезде. Постепенно они складывались в развернутую картину. Сидя в кабачке «Гудок», что на окраине железнодорожной слободки, друзья беседовали за рюмочкой с мастеровыми и выведали из их рассказов много интересного. Оказывается, бронепоезд пригнали из Омска, а здесь на него только установили морское орудие. Паровозная бригада подбиралась из самых отъявленных царских сатрапов. Командование поезда не отличалось немецкой пунктуальностью и выдвигало состав только накануне прохода больших эшелонов.

Яков Рак озабоченно сновал по мастерской и при виде гостей только приветливо кивнул головой и крикнул, чтобы мужики проходили в столовую, а он вскоре подойдет.

– Уф, большой заказ поступил от купца на шикарное трюмо. Не знаю, о чем люди думают, того и гляди пролетарии пойдут стекла по всем городам бить, а купчина, вишь, красоту наводит, – проговорил Яков, входя в столовую, где ребята уже попивали чай из пузатого медного самовара.

– Ну, как живете-можете, партизаны-разбойники да уркаганы? – наливая себе кружку, обратился он к старым знакомцам.

– Живем как можем, – бурьян жуем да кости гложем, – отозвался Евсеич, который никогда не лез за словом в карман.

Неспешно, с соблюдением русского чайного ритуала, текла беседа. Сначала поговорили о погоде, событиях в мире и городе, и только затем Яков задал вопрос о том, с чем пожаловали господа-товарищи. Услышав о цели визита, он надолго задумался, а затем, вздохнув, сказал:

– Ох, с огнем вы играете, господа. Знаю, что белая контрразведка зорко отслеживает всех, кто интересуется поездом. Как бы вы мне «хвоста» не привели.

– Эй, Олюн, – позвал он своего приближенного, – глянь-ка вокруг, не шастают ли шпики?

Здоровенный Олюн, в кармане пиджака которого явно проглядывались очертания нагана, выскользнул за дверь.