Сквозь тайгу к океану Михаил Чуркин

Они напали перед рассветом. Им удалось бесшумно снять часовых, и первым, кто их встретил, был дремавший, сидя на тумбочке, дневальный. Увидев вбежавшего японского солдата, он удивился, но поступил по уставу, заколол «самурая» штыком и поднял тревогу. Парень даже успел загнать патрон в патронник и выстрелить в толпу ломившихся узкоглазых «чертей», но тут же был поднят на длинные плоские штыки винтовок «арисака».

Добровольцы среагировали мгновенно. Из спального помещения казармы зачастили револьверные и винтовочные выстрелы, ударил пулемет Льюиса. Коварные вояки частично были скошены огнем, а те, кто не попал под пули, выскочили и залегли неподалеку от входа в казарму.

Ох, чуяли сердца солдат 1-го Хабаровского добровольческого полка Народной республиканской армии Дальневосточной республики, что дело кончится провокацией или резней. Так оно и вышло. И сколько ни орал и ни матерился командир первой роты чех Робличка, требуя, чтобы винтовки ставили в ружейные шкафы или в пирамиды, солдаты республиканской армии посылали его куда подальше и продолжали класть винтовки и карабины рядом с койками на пол, а револьверы, перед сном, совали под подушки. Казармы, занятые японцами, находились неподалеку, в трехстах метрах, поэтому дэвээровцы спали полуодетыми. Это и спасло большую часть республиканцев от лютой смерти или позорного плена.

Конный разведэскадрон, в котором служил Арсений и его дружок Гришка, располагался в глубине казармы, поэтому им удалось, распахнув окно, первыми спрыгнуть на газон.

– Уходим из города кто как может, – кричали следующие за ними бойцы.

Арсений и Гришка Лапин кинулись со всех ног к конюшне. Слава богу, микадовы дети не добрались сюда. Взнуздав Чалого и Барсика, друзья поскакали вон из города. Мчась наудалую, они слышали повсюду трескотню выстрелов. Шальные пули рикошетили от стен домов, изредка попадая в окна. Позади ухнули разрывы нескольких гранат. Из какого-то проулка навстречу им вышли трое японских солдат. Патруль, заметив мчавшихся на них галопом всадников, растерялся, но затем унтер-офицер выкликнул какую-то команду и солдаты, взяв винтовки наперевес, выбежали на дорогу.

– Рубай! – крикнул Гришка и выхватил шашку из ножен.

Вместо этого Сенька выдернул из кобуры свой офицерский наган-самовзвод и на скаку выстрелил в унтера. Краем глаза он видел, как Григорий, почти без замаха сделал выпад и ударил стоявшего на его пути солдата шашкой, метясь в голову. Удар достиг цели, однако японец успел подставить цевье винтовки, и это спасло ему жизнь. Тем не менее он получил глубокую рану и, обливаясь кровью, упал на колени.

Добравшись почти до окраины города, они остановились, чтобы перевести дух.

– Я поехал к себе в деревню, – заявил Григорий, – отсижусь там, отосплюсь. Давай, Сенька, со мной, у нас девчата веселые, погуляем на славу!

– Нет, – ответил Арсений, – я подамся на пристань, оттуда скоро пароход отходит. Доберусь до условного места встречи, это в тридцати верстах выше по течению Амура. Командир эскадрона говорил, что если начнется какая заваруха, то встречаемся там.

– Ну, как знаешь, – огорчился Гришка. – Я тогда, пожалуй, проведаю своих и тоже, через несколько дней, туда нагряну.

– Что ж, прощай, дружище, – Арсений протянул руку.

– Не прощай, а до свидания, – Гришка от души стиснул ладонь товарища.

Японский экспедиционный корпус нарушил нейтралитет по приказу своего командования, решившего, что к власти в руководстве Дальневосточной республики (ДВР) приходят коммунисты. Остатки белой армии и казачьи атаманы не могли повлиять на этот процесс. Тогда интервенты, заручившись их поддержкой, решили совершить военный переворот. Единственным препятствием для осуществления этого плана являлась армия и милиция Дальневосточной республики. Действуя в духе традиционного восточного коварства, японская военщина неожиданно нанесла удар. Интервенты действовали, как всегда, подло, без объявления войны и предъявления каких-либо претензий. Шитый белыми нитками нелепый предлог, звучавший как «защита японских граждан», которых на территории России, от Владивостока до Иркутска, насчитывалось чуть больше тысячи, не выдерживал никакой критики. Своей основной цели – уничтожения Дальневосточной республиканской армии и отрядов милиции – воители Страны восходящего солнца не добились. Они лишь рассеяли бойцов-республиканцев, но дальневосточники, подобно шарикам ртути, вновь сливались в одно целое, и японцы даже не предполагали, какого противника обрели в лице разгромленных, но не сломленных воинов молодой республики.

Незадолго до этих событий в отношениях между солдатами ДВР и японскими военнослужащими стала нарастать напряженность. Дальневосточники всячески задирали и подначивали заморских солдат. Те в ответ, неумело и смешно коверкая слова, матерились, но до потасовок и драк дело не доходило. Еще вчера с веселой песней эскадрон, где служил Арсений, шагом ехал по улицам Хабаровска.

задорно выводил запевала.

подпевали кавалеристы.

И вдруг, заметив идущую по улице монахиню, какой-то озорник выкрикивает:

– Прекратить ерничать! – приказывает командир эскадрона.

По улице движется группа японских солдат.

– Эй, раскосый сын микады, а табе чаво здесь надо?! – не унимается балагур.

Японцы опасливо отодвигаются от края тротуара к стене дома.

Другое дело, американцы и канадцы, среди которых было много выходцев из России и славянских стран. Однажды Арсений стал очевидцем того, как трое японских солдат стали приставать к русской девушке. Сначала они крикнули ей вслед:

– Эй, барысня, барысня!

А когда она обернулась, один выкрикнул:

– Уроп тою мац!

И солдафоны покатились со смеху.

– Дураки малахольные, – сказала девушка в ответ и хотела идти дальше, но солдатне понравилась шутка, и они, окружив ее, стал орать ругательства, толкать ее и кривляться.

Арсений был одет в гражданское платье, и его вмешательство могло кончиться плачевно, но тут из-за угла вывернули двое здоровенных американских солдат.

– Вот хеппенд? – воскликнул один.

– От же падлюги, чого причапылысь к дивчине! – рассердился другой. – А ну, пушт эвей!

Японцы оскалились как злобные собаки. Им было обидно, что эти «союзники» вмешиваются в их развлечения. Они стали что-то кричать американцам и стаскивать винтовки с плеч. У каждого из янки на поясе висела кобура с пистолетом, но они не стали использовать оружие. Вместо этого первый боксерским ударом в челюсть свалил одного из солдат. Второй, не мешкая, обрушил свой тяжелый кулак на макушку другого патрульного. Японец рухнул без сознания. Последний из «шутников» отскочил в сторону и передернул затвор винтовки. Тут уж успел вмешаться Арсений. Он рванул ствол «арисаки» вверх. Грянул выстрел, но пуля ушла в небо. Арсений сбил солдата с ног и вырвал из его рук оружие.

Рассвирепевшие американцы стали тузить маленького солдатика не на шутку и наверняка вышибли бы из него дух, но тут вмешалась девушка.

– Господа, господа, оставьте его, неразумного, – закричала она.

Джентльмены в фетровых шляпах великодушно согласились. Один из них пожал Арсению руку:

– Молодец хлопче.

– А то ж як? – усмехнулся Сеня.

– О, ты знаешь украиньску мову? – обрадовался американец.

– Тай мы ж к батьке приихалы с Каменец-Подольской волости. Когда он у Порт-Артуре служил, – ответил Сеня.

– А мой диду, тай батько з Полтващины в Северние Американскии штаты у 1890 роки приихалы, – улыбнулся солдат. – Земляки, значит.

Он перевел слова своему товарищу, который не понимал русский и украинский язык.

Тем временем двое японцев стали приходить в себя.

– Господа, – сказала девушка, – надо уходить, а то другие патрули набегут, беды не оберешься.

Американцы забросили винтовки японских солдат за забор, и вся компания покинула место стычки. По дороге познакомились. Потомка украинских эмигрантов звали Ник, хотя по рождению он был наречен Николаем – Мыколой, второй американец представился как Тонни. Девушку звали Варей. Она долго приглядывалась к Арсению и потом заявила, что знает его.

– Откуда? – удивился Сеня.

– А вы у моего папы работали приказчиком. Он скотопромышленник Петр Анисимович Бадаев.

– Так вы младшенькая его дочка Варюшка! – обрадовался Сеня. – Я тоже вспомнил вас. Когда я оставил службу у вашего папаши, вы только в гимназию идти собирались.

– Да, это я.

Вот и сейчас Арсений держал путь к дому Бадаева.

– Куда ты, – замахал на него руками Петр Анисимович. – С боевым конем, с карабином. Меня ж японцы порубят, если увидят.

– А куда мне деваться, – рассердился Арсений, – забирай Барсика и спрячь карабин. Ружье, если хочешь, выкинь, а мне c таким багажом не уйти.

– Лошадь-то, что – продать или содержать? – спросил купчина.

– Распоряжайся как знаешь, только на махан[1] не продавай. Он все-таки товарищ боевой, хотя вредный и норовистый.

Бадаев попричитал немного, но коня увел в конюшню и спрятал в чулан карабин с шашкой. Арсений оставил себе только наган. Он знал, что Анисимыч не подведет, поскольку промышленник в прошлом многим был ему обязан.

Дело в том, что когда Сеня в шестнадцать лет от роду поступил к Бадаеву на службу, он сразу же пришелся ко двору. Прежний приказчик был вороватым лукавцем и к тому же частенько запивал горькую. Бакалейный магазин Петра Анисимовича оставался без приказчика, и приходилось за прилавок становиться самому хозяину, потому что его жена была женщиной хворой и неспособной к торговому делу. Арсений, с его четырьмя классами гимназии и любовью к чтению книг, был для скотопромышленника и купца Бадаева просто находкой. Он скоро понял, что этот ловкий паренек честен и трудолюбив, и полностью доверял ему ведение денежных счетов и кассу.