Антон смотрел на все это и видел естественную чистоту и красоту природы, не изуродованную бетоном и асфальтом, стеклом и металлом, синтетикой, пластиком и прочей химией, которой буквально нашпигован и насквозь был пропитан его родной мегаполис… Антон смотрел на всю эту естественную чистоту и красоту и чувствовал в ней бескрайнюю свободу и безграничную и невидимую силу, против которой каменные джунгли города казались нелепым капканом человечества, пережевывающим живущих в нем людей, а люди – загнанными муравьями, суетящимися и пытающимися выжить и создать еще больше железа, стекла и бетона, чтоб еще с большей силой сожрать себя и быть переваренными городом в смрад и копоть…

Через сотню метров внимание Антона привлекла странная еле различимая рябь в воздухе над проплешиной в траве, метрах в трех от него. Он сделал пару шагов к ней, присел и стал пытаться разглядеть эту диковину. Ничего такого, чтобы заставляло воздух дрожать, как над раскаленным асфальтом не было, и это выглядело несколько странно. Пожухшая и редкая трава в проплешине под рябью как-то неестественно дрожала, не подчиняясь общему потоку теплого летнего ветерка. Антон пошарил в траве, под собой, поднял неровный обломок какого-то камня, размером со спичечный коробок и легонько бросил его в рябь. Рябь в мгновенье очертила вокруг себя четкую грань сферы, поглотила швырнутый камень в себя и тут же выплюнула обратно с такой силой, что пролетев над самой головой Антона, через секунду он зашелестел по листьям кроны широкого дуба, стоявшего в полусотне метров отсюда. Антон аж присел еще ниже, поняв, что полетел бы этот камень насколько сантиметров ниже, непременно бы попал ему прямо в лоб, а с такой силой он бы просто расшиб ему голову и вышиб ему мозги через затылок.

Ошарашенный увиденным, Антон огляделся и с ужасом увидел вокруг себя еще несколько таких же рябящих на воздухе еле видимых странных сгустков. Рядом с некоторыми он прошел почти вплотную и не заметил их, потому что они были несколько повыше чем эта и не имели под собой проплешин в траве. По спине стал проступать холодный пот от осознания того, что этот ясный открытый и залитый клонящимся к закату солнцем пустырь с вполне обычной травой, кустиками и цветочками на самом деле минное поле, а мины здесь странные образования, способные сначала втянуть в себя, а потом вышвырнуть с такой чудовищной силой. Страшно даже подумать, что будет если угодить в такой дрожащий невидимый клубок неизвестно чего.

Теперь Антон стал продвигаться по поляне на много осторожнее. Он перед каждым шагом внимательно рассматривал пространство перед собой, кидал перед собой поднятые с земли мелкие кусочки уплотненной земной корки и постоянно озирался по сторонам. Так он вышел почти на середину этого пустыря и стал кружить, постепенно расширяя радиус нарезаемыми им кругов, пытаясь отмечать в каждую найденную рябь воздуха и плотно утаптывая выход на свою тропу, по которой сюда пришел. Наконец-то он нашел обрывок кожаной куртки. Потом еще один. Через несколько шагов под ногой оказался прикрытый сухой травой какой-то твердый предмет. Антон раздвинул траву и поднял раздавленный и забитый землей и грязью пистолет с расколотым затвором. Немного очистив его от грязи, Антон сунул пистолет в карман и продолжил поиски. Солнце клонилось к закату и надо было поторапливаться, чтобы не остаться в темноте на пустыре утыканном невидимыми аномалиями, на котором еще и кабаны бродят…

– Кабаны… – вспомнил за них Антон. – Что-то их и видно не было… с долей сомнения подумал он и стал дальше исследовать полянку. Вскоре он нашел недавно вытоптанное место, на котором трава уже успела распрямиться, но следы недавней возни еще были видны. Сквозь не слишком густую траву на земле чернели пятна засохшей крови, а в нос бил запах разлагающейся плоти. Антон осмотрелся по сторонам и принялся внимательно рассматривать все то, что пыталась скрыть поднимающаяся трава. Наконец-то он нашел то, что могло быть теми останками пропавшего сталкера. Это была изодранная и изжеванная кожаная куртка, пропитанная кровью и гнилой жеванной плотью вперемешку с опарышами и червями, поедающими перемешанные с раздробленными костями кишки. Ни головы, ни рук, ни ног от этого бедолаги видно не было. Антона замутило и вырвало желудочным соком. Смрад бил в нос так, что в висках стучало и гулким эхом отдавалось в ушах и утробе. Антон попытался как можно аккуратнее перевернуть эту смесь глистов, кишок и гниющей плоти, засунутую в изодранную куртку, но получилось только разворошить эту почти слежавшуюся массу. Вонь ударила в нос с новой силой, желудок лихорадочно сокращался, но рвать уже было нечем. На перевернутой куртке проявился карман, который тупым поднимающимся углом выдавал какой-то небольшой твердый предмет внутри. Карман как и вся куртка был пропитан гнилью и шевелился от ползающих в нем червей. Антон попытался подковырнуть карман палочкой, но он был застегнут на пуговицы, и без помощи пальцев проникнуть в него было невозможно. После нескольких безуспешных попыток проникнуть в карман подножными предметами, Антон все-таки собрался с духом, и стиснув зубы принялся расстегивать на кармане пуговицы, стараясь на обращать внимания на скользящих под пальцами червей и липкую гнилую плоть.