Столовая располагается в одном из тех серых корпусов на поверхности, где когда-то были цеха. Иду с ней в столовую, в которую ведёт коридор прямо из жилого блока на поверхности. Помещение большое и абсолютно пустое, вся начинка вычищена. Серые бетонные стены, такой же пол. Окна большие, остекление – небольшими квадратиками. Внутри длинными рядами стоят столы: много столов. Между рядами широкие проходы, по которым катают тележки с едой. Все молча рассаживаются. Еду подают на плоских белых картонных тарелках. Еды на тарелке мало: пара ложек чего-то коричневого вроде баклажанной икры, но темнее, горстка риса и квадратик хлеба.

Ольга поясняет, что здесь живут бездомные люди, у которых нет работы, и которых кормят бесплатно.

После обеда я пообщалась со знакомыми Ольги. Я спрашиваю: можно ли им выходить на улицу.

– Нет, нельзя! – Был ответ.

– Даже на территорию внутри ограждения выходить без надобности запрещено, так как часть зданий кем-то используется. А из подземных помещений выхода на улицу нет.

Я вношу идею:

– А что, если вырыть тоннель из подземелья с выходом за забором?

Мне отвечают, что сами они этого сделать не могут, а остальным жителям поселения это не нужно, никого не заботит их существование.

– Этот мир очень похож на пост апокалипсический! – Прихожу я к выводу.

Я прощаюсь с Ольгой и в следующий момент оказываюсь на вокзале. На путях стоит поезд непривычной и странной конфигурации, в который я и сажусь. Сиденья внутри вагона как в электричке. Народу на станции не было, я садилась одна, но вагон заполнен полностью. Я выхожу на первой остановке и иду к кассе, которая находится прямо на перроне. Подхожу к большому стеклянному окну, за которым приветливо улыбается кассирша. Тут я осознаю, что у меня с собой нет ничего – ни денег, ни сумки, так как я путешествую в духе. Я говорю ей, что мне нужно вернуться домой. Кассирша кивает: хорошо! И печатает что-то на клавиатуре устройства, похожего на старую печатную машинку, которое стоит на столе. Я просыпаюсь.

Мир, в котором я побывала, может быть реальностью нашего ближайшего будущего. Не будет денег на еду, одежду, лекарства, на содержание детей и оплату ЖКХ. Придётся тогда жить в подобных катакомбах и, хорошо ещё, если будут бесплатно кормить дешёвой едой. Кстати, в тех подземных помещениях, где я побывала, не было ни детей, ни подростков, ни пожилых людей, что наводит на определённые мысли.

Следующее посещение посмертного мира во сне случилось в январе две тысячи девятнадцатого года. В нём произошла встреча с моей недавно умершей от онкологии подругой. Вера была редкостной души человеком. Мне вообще по жизни везло на хороших людей, которые становились моими близкими друзьями. Я познакомилась с ней в Казахстане, куда наша семья переехала с Дальнего Востока. Точнее, перебрались на новое место жительства сначала я, мать и брат, а отец остался консервировать объекты рыбной промышленности на нижнем Амуре, так как он был руководителем всего рыбодобывающего хозяйства: порта, речных траулеров и прочего. Все это оказалось ненужным после того как китайцы начали по наглому вылавливать всю красную рыбу, идущую на нерест в Амур, перекрывая пути её следования. В последнюю путину выловили столь мало рыбы, что хозяйство стало нерентабельным.

В общем, школу я заканчивала в Балхаше. Солнце, песчаный пляж, большой выбор фруктов и овощей, дешёвые шашлыки из баранины – просто райская жизнь по сравнению с холодным и постоянно дождливым северным летом на нижнем Амуре, где основной едой были рыба, да картофель. На новом месте жительства я познакомилась с симпатичной кореянкой – весёлой и жизнерадостной, с которой мы стали подругами. Её родителей в начале войны депортировали с Дальнего Востока. Мы воевали с японцами, а причём тут корейцы – непонятно. Наверное, потому, что у них такие же узкие глаза, разбери, мол, там, где японец, а где кореец.