Среди моих близких остались лишь младшая сестра Ирина, которая младше меня на 5 с половиной лет. Она вышла замуж в 1890-м году, через два года родила дочь Лизу. Ее муж Петр Арсеньевич Резаков в 1907-м году вступил в партию «Союз 17 октября» и стал работать корреспондентом их партийной газеты «Слово». Но в июле 1917 года сестра с мужем и дочерью эмигрировали в Финляндию. Необходимость уехать из страны была обусловлена внутренней ситуацией в стране: во-первых, это беспорядки в Петербурге в начале июля, когда в центре города были вооруженные столкновения и во-вторых, у моего шурина с каждым днем возникало все больше и больше проблем. Партия «октябристов» была распущена, газеты «Слово» уже давным-давно не существовало. Резаков печатался в газете «Русские ведомости», но без особого успеха. А после того, как либеральные партии после свержения монархии стали терять популярность и на них начал довлеть Петроградский совет рабочих и крестьянских депутатов, то стало волнительно за себя и за семью. Время было ужасное. Временное правительство допустило столько ошибок, что хватило с лихвой. По улице стало опасно ходить, потому как преступность в городе резко возросла. Социалистические партии стали более популярными, нежели либеральные. Народ стал относиться негативно к либералам. Поэтому и было принято решение уехать. Моя сестра Ирина звала и меня с собой. Но я категорически не хотел уезжать. Здесь похоронены мои мама и жена. И в этот дом должен будет вернуться мой сын, когда закончится эта война. Ирина мне пишет. Не так часто. Ей очень сложно там. Ее мужу не найти постоянной работы. Она тоже перебивается временными заработками. Аренда жилья дорогая. Тем более, когда узнают, что русские. Зато больше повезло племяннице. Она на год старшего моего младшего сына. Ей удалось устроиться художником-декоратором в театре города Хельсинки. Тем, кто не знает, напомню, что в период нахождения Хельсинки в составе Российской империи, этот город официально назывался Гельсингфорс. Но по-фински это звучит Хельсинки.

Ну и мой сын. Это моя боль! Что с ним случилось за короткое время, я так и не могу понять. Его призвали на балтийский флот в конце 15-года. Сначала он поступил на службу матросом на эскадренный миноносец «Гром» в минную дивизию контр-адмирала Колчака. Егор в письме с упоением рассказывал, как они ходили выставлять на Балтику минные заграждения. Я очень переживал за него. В газетах писали, что немецкий флот гораздо сильнее, чем наш. Немецкие крейсера последнего поколения быстроходны, хорошо вооружены орудиями разного калибра и имеют хорошую броневую защиту из «крупповской» стали. Эсминец Егора для немецких крейсеров словно утка, которую охотник желает подстрелить. Но все обошлось. Слава богу! Серьезных столкновений с противником их кораблю удалось избежать. А в середине февраля 1917-го года Егора переводят на службу в состав экипажа линкора «Петропавловск». Этот корабль был переведен из Гельсингфорса в Кронштадт. И вот тут что-то и надломилось у сына. Он стал писать странные письма. Раньше текст его писем был пронизан духом патриотизма и юношеского, наивного романтизма. Сейчас же он стал говорить о социальной справедливости, о классовом неравенстве, о свободах и правах. У меня сохранились все его письма. Позвольте, я зачитаю вам одно из них, чтобы вы сделали свой вывод:

«Здравствуй папа! Я все чаще убеждаюсь в последнее время, что все, что я раньше думал, было моим заблуждением. Мне кажется, что я был заложником совсем не тех ценностей, которые нужны нашему обществу. Мы ведем бессмысленную войну. Мы бились раньше за царя и империю. Немцы сражались за кайзера и империю. А в итоге мы и они получили тысячи бессмысленных жертв, голод и нищету. За что погиб брат Ванька в самом начале войны? Попробуй сам ответить на этот вопрос. Вот и мои сослуживцы сидят здесь в Кронштадте в этом огромном, стальном, плавучем сарае, хотя могли бы приносить гораздо больше пользы вне нахождения на корабле. Большинство моих сослуживцев – это простые крестьяне из разных губерний нашей Родины. Они бы могли сеять и растить хлеб, заводить семьи и растить детей. Но вместо этого они сидят и ждут, когда поступит приказ выйти в море.