Руслана не было ни на первой паре, ни на остальных. «С козой своей, наверно, – подумал Максим, садясь в машину, – Хоть бы не в общаге были, – в груди шевельнулось, – Ну вот, – констатировал с неудовольствием по поводу проснувшейся совести, – Опять права качать будем? Ну, а что – не коза? Двух слов связать не может».

Совесть его аргументов не оценила. Наоборот – обострила показатель параметра несоответствия. «Ну, и черт с ним! – подумал, – Как есть, так и есть».

Чутье его не подвело. Дверь была заперта изнутри.

– Макс, это ты? – раздался из-за двери голос Руслана.

– А ты кого ждал? – съязвил Максим.

– Подожди секунду – сейчас открою.

– Ты не один? Может, мне уйти?

– С чего ты решил? – в проеме показался Руслан, – Я же тебя всегда предупреждаю, если что.

– Да… я подумал… мы сегодня утром с тобой как-то так расстались. Ты меня извини, Руслик. Переклинило. Еще вчера, когда узнал, что ты с Юлькой заодно… ну… сам понимаешь… Вроде, как бы сюрприз, но как-то – без меня меня женили. Как в поговорке. Вроде, ты меня, как букетик… раз – и подарил девочке. Вот от этого и переклинило.

– Макс, мне и в голову не могло прийти такое. Если бы во мне хоть на мгновение промелькнуло сомнение? Да я бы ни за что… прости, братан.

– Да ладно. Проехали. Мир?

– Мир.

– А на занятиях чего не был? С Ленкой…

– Ну. Позвонила с утра. А ты как догадался?

– Да у меня с обонянием все в порядке, – засмеялся Максим, – У твоей козы – с чем, с чем, а вот с парфюмом – вкус на уровне… без обид, – добавил на всякий случай.

12.

Прошла еще неделя. Все еще держалось тепло. Только по ночам становилось прохладнее, и это соответственно накладывало отпечаток на утренние часы. Приходилось что-то накидывать на себя, выходя в город.

Настя шла по парковой аллее среди старых, огромных лип, заслонявших собой верхнюю часть оперного театра. Она выбрала одну из тех оставшихся без внимания, забытых почему-то, уже до предела растрескавшихся от времени асфальтных дорожек, с проросшей в трещинах травой. В оперном, и около него – было слышно – кипела работа. Театр реставрировали. Слышался металлический стук, шум каких-то агрегатов, перебранка рабочих. И все это многообразие звуков, просачиваясь меж деревьев, вливалось в единую симфонию городской жизни. Старые липы, повидавшие на своем веку достаточно того, что связано с человеческой деятельностью, спокойно внимали происходившим вокруг них переменам. Их в грязных потеках листья как бы говорили об усталости, а еще о бренности существования. Так было из года в год. В первой половине лета – расцвет и благоухание. Во второй – после цветения – сладкая липкость, собиравшая на себя всю окрестную пыль и мух. Сердце Насти замирало, когда она смотрела на этих зеленых исполинов в таком, как ей казалось, удрученном состоянии. И старый асфальт, по которому шла, тоже напоминал о чем-то, что уже было и прошло. Смола, скреплявшая когда-то единую массу, за долгие годы выветрилась. И от этого и сама дорожка, и трава в трещинах, и липы, двумя стройными рядами уходившие к просвету в старинном чугунном ограждении парка, вызывали мистические чувства. Что-то необъяснимое росло в ней, расширяясь и переполняя душу. И вдруг в затылке еле ощутимо что-то как будто перещелкнуло. Чувства стали нырять в  неестественное состояние, трансформируясь во вселенских масштабов тоску по тем временам, о которых она знала только из фильмов и книг. Это напоминало ностальгию. Но ностальгию по не прожитому. По тому, чего никогда не было и не могло быть в ее таком коротеньком земном существовании. В сердце назревало несравнимое ни с чем переживание. Оно захватывало душу, отражаясь в груди и тоской, и радостью одновременно. Рисовало смутные картины давно прошедшей – такой незнакомой, но почему-то близкой по ощущениям жизни, выписывая, как акварелист, расплывчатые образы мужчин и женщин – невнятные и размытые. Настя шла и шла по этой, такой длинной – не в одно столетие – аллее, чувствуя благодарность за подаренное жизнью откровение. Осознавала ли она, что все это кристаллизуется вокруг недавней встречи? И причудливое раздвоение сознания. И то, что вдруг стала видеть, до этого не замечаемое. Догадываться – о чем еще недавно даже не мечтала помыслить. Скорее – нет. Пока это были только чувства. Просто снова охватил душу восторг. Пришла эйфория – до слез, до всхлипа, подступившего комом к горлу.