7.

Он долго слонялся по улицам, особо не задумываясь, где находится и, что делает. Мысль, что в его жизни что-то произошло серьезное в связи со случившимися событиями, отягощала сознание, не давая ни одного шанса освободиться от себя. Несовершенный мозг пытался сплести логическую цепочку этих и всех предыдущих значимых событий жизни. Каждый раз  возникали все новые и новые воспоминания, спонтанно выстраивая свои варианты причинно-следственных отношений прошлого и настоящего. И каждый раз, когда замечал эту спонтанность, будто выныривал из глубокого омута.  Возвращался к истокам, делая попытки что-то понять. Но через некоторое время его снова закручивало и затаскивало в плотное, наполовину осознаваемое пространство. И он снова и снова блуждал по лабиринтам непроизвольно ветвившейся мысли.

Запутавшись окончательно, и не сумев прийти к согласию в душе, Максим стал нервничать. Стал вдруг обвинять Руслана, задержавшего его в тот злополучный день своей философской беседой – дурацкими разговорами о потустороннем мире, из-за чего все и началось. Потом спустило колесо. Потом застрял на  шиномонтаже. В итоге – поздно приехал домой и один парился в бане. В сознание ни с того, ни с сего вплыло слово «суккуб». Он стал вспоминать – что же это. Но не смог. И от того еще больше стал нервничать.

Когда завибрировал в кармане телефон, Максим от неожиданности вздрогнул. Достал из кармана трубку. «Руслик… Будь он неладен. Стоило только подумать о нем». Он как будто проснулся. Узнал, что уже почти семь вечера. Что уходящее на покой солнце почти совсем остыло, и угол падения его лучей заметно заострился.

– Да, слушаю тебя… – проговорил, почувствовав остатки недовольства в своей интонации. И за это стало неудобство перед, конечно же, не виноватым ни в чем другом. Как будто тот узнал, о чем он сейчас думал.

– Ну что, Макс? Где тебя носит? Где ты там колесишь?

Максим выругался. Он, наконец, вспомнил о машине – о том, что оставил ее около учебного корпуса.

– Руслик, ты где сейчас?

На том конце после паузы, означавшей, видимо, удивление, послышался упрек:

– Ты же знаешь… Ты что – опять не помнишь? Я думал, раз тебя в общаге нет…

– Слушай, не обижайся. Я помню. Делай что хочешь, но мне нужна твоя помощь… хватит вам уже кувыркаться там. Надо тачку от универа к общаге перегнать.

– Да ты что? Мы же…

– Руслан, я датый. А кроме тебя некому, сам знаешь. Бери свою козу, и подъезжай.  Я через полчаса буду – привезу ключи и документы. Успеешь?

В трубке послышалось искаженное имя языческой богини Лады, затем невразумительное, но очень эмоциональное ворчание. И, наконец, короткие гудки, говорившие о том, что Руслан, можно сказать, уже в пути.

С Русланом Ремезовым они познакомились четыре года назад у деканата – по поводу жилья. Руслан тоже оказался не аборигеном. Но места в общежитии ему сразу не обломилось – сначала снимал комнату в частном секторе. А потом из блока, где жил Максим, буквально через месяц после начала занятий выселился Коля Красный – перевелся на заочное отделение по семейным обстоятельствам. Вот тогда-то и пришел к нему Ремезов, вовремя подсуетившийся в деканате по этому поводу.

С тех пор они – друзья. Единственное, что периодически разочаровывает его в Руслане, это слишком уж навязчивое увлечение всякой мистикой. И хоть поначалу подобные разговоры его почти всегда раздражали, в последнее время он стал относиться к ним как-то лояльнее. В беседах с другом вдруг обнаружилось, что и в мистике есть что-то стоящее – что-то, о чем все в сокровенных глубинах своего внутреннего мира всегда знают, но боятся поверить, что это на самом деле так.