Вот и сейчас, солнышко садится и краем цепляет Лунёвский холм-гору. Самое время для появления деда Ничая.

Ну, что я говорил – калитка скрипит. По тому, как скрипит калитка, я уже могу сказать, кто пришёл. У деда Ничая она скрипит протяжно и закрывается так же. Никогда не хлопает, ногой не толкает. Она ведь, калитка, человечьими руками сделана, значит, и открывать её надо руками, по-человечески.

– Здравствуй, дед Ничай.

Поклон.

По сторонам посмотрел, компанию оценил, сел на лавочку. Приглянулась компания. Помолчал и спросил:

– Всё пишешь?

– Да, вот пишу.

– А о чём?

– А куда душа завернёт, о том и пишу. Да вот хотя бы про Пасечку.

– Это хорошо. И на Пасечку чудеса приходят. Любят чудеса Пасечку.

Предлагаю деду Ничаю пива. От доброго пива он никогда не откажется, под пиво и рассказы у деда Ничая складные получаются. Он их сказками называет, но, как он говорит, всё в них чистая правда.

И вот какую сказку он подарил в этот летний вечер.

Лес наш пасеченский в ту пору ох густой был. По прямой, как сейчас, не пройдёшь. А сосны – как корабельные мачты.

Какому такому умнику из начальства пришла в голову блажь…

В общем, разрешили у нас на Пасечке поселиться цыганам. Раньше-то целое дело заводили, если кто без спросу сосну спилит.

А тут – на тебе… Цыганам в лесу место под жильё дали! Вон в Лунёвке целые страны полей не паханных, так нет, их в лес сосновый определили, душонки продажные!

И пошла тут рубка! Ох, одни слёзы. Что взять с пришлого, если наши, и то как временщики живут, то уж эти – басурманы…

Ишь до чего додумались, чтобы фундаментов не делать, они сосны по уровню, в метре от земли пилили. И эти пеньки как фундаменты использовали.

Целый посёлок цыганский на пеньках вырос. Ну и наши, конечно, под цыганскую вакханалию много сосны понатырили.

Да, что говорить, «перестраивать» – не строить. Вот и доперестроились! Одни пеньки кругом!

Знаю, тебе больше про колдунов интересно. Вот я тебе про колдунов и рассказываю. Был у них барон, начальник цыганский. Приходит он как-то ко мне печать на бумагу поставить. Ну я, по заведённому закону сначала к нему – с визитом. Дом у барона большой, с мебелью. А огорода нет и забора нет, да что забора… и туалета нет. Я его и спрашиваю:

– А куда, мил человек, добро своё деваете? Я извиняюсь, какаете куда?

А он мне говорит:

– А мы не какаем, мы говно в себе не держим, мы его людям дарим.

Я потом специально вокруг всё обошёл, нигде цыганского «подарка» не обнаружил…

Так вот, хожу, смотрю я его дом на предмет пожарной безопасности, и в одном чулане заметил я сундук, большой такой сундучище. А на сундуке лежит кто-то под лохмотьями, лежит и постанывает. Спрашиваю барона:

– Болеет кто?

– Да, мать вот расхворалась….

А из-под лохмотьев рука свисает. Старая рука, дряхлая, но на одном пальце вижу – кольцо. Богатое кольцо – целый перстень!

Я барахло от настоящей вещи сразу отличу… От настоящей вещи за версту историей пахнет. А от подделки, как её ни наряжай, а всё как от парникового овоща – ни вкусу, ни запаху, только вид один. И волосы из тряпок этих седые-седые свисают.

Лица не приметил, прикрыто… Ну да ладно. Посмотрел я, замечание про мелкий мусор сделал, печать на бумагу поставил и ушёл. Ты нашу продавщицу, Верку, помнишь?

– Помню, дед Ничай.

– Весёлая деваха была, жалко, что уехала… Она мне рассказывала, что когда ещё маленькой была, то очень боялась лягушек. И считала, что у них за шкафом живёт огромная жаба. И что эта жаба ночью из-за шкафа выходит и сидит, смотрит. И ещё эта жаба себе ходы под каждый дом роет, а когда она надувается, то становится такой большой, что может спокойно проглотить маленького ребёнка. Кто ей про эту жабу в детстве наплёл, Верка не помнит. Ну, у детей свои сказки… Но если бы кому-нибудь пришла бы в голову мысль Верку убить, то лучшего способа, чем сунуть лягушку ей за пазуху, и не придумаешь. А помнишь, какие у Верки волосы были, как вороново крыло, черные! У цыганок таких нет!