После палачи прежней власти возьмутся изводить друг друга.

Намоленные иконы предков потеряют смысл. С них сорвут серебряные оклады, которые утрамбуют сапогами в ящик, чтобы побольше вошло…

К счастью, это неведомо друзьям. Они проживают чудный вечер.

Вообще, наверное, это хорошо, что, кроме некоторых безделиц, нам из нашего будущего мало что известно с безысходной точностью…

Скоро венчание… После Борис и Настя, приехав в имение, окажутся вне времени и пространства. Далее – Борис на офицерских курсах, Настя – на курсах медсестёр. Имение удачно продадут, большую часть денег внесут в качестве своей доли в покупку кораблей.

Потом…

Потом ничего, на первый взгляд, в России не произойдёт, но всё безвозвратно посыплется…

Глава 2. Стрелянные зайцы

Июль 1919 года

Умирающий мальчик просил дать волшебный порошок. Побольше волшебного порошка. Мальчик чувствовал приближение чего-то страшного и всеми силами души противился этому. Он клялся матери, что всегда будет хорошим, будет вечно любить и угождать. Обещал всё на свете, говорил ласковые, неизвестно где услышанные, совсем взрослые слова.

Мать с ужасом бессилия молча смотрела на сына выплаканными глазами. Спохватившись, гладила мальчика по голове, говоря что-то бессвязное, бесконечно нежное. Зашла медсестра, принесла порошок в пакетике, похожий на сахарную пудру.

Глаза мальчика засветились счастьем, он стал горячо убеждать, что дальше будет жить только заботами о матери и о доброй женщине, нашедшей волшебный порошок…

Ночевавший в избе Борис знал от доктора, что ребёнку не помочь. Нужен опытный хирург, оборудованная операционная. Не найти этого в войсках, наступающих сквозь какие-то деревеньки.

Стало невыносимо, и он ушёл в сарай. Есть для отдыха ещё пара часов. Потом бросок на арьергарды красных, бой. Лучшее, что сейчас возможно сделать, – попытаться забыться сном. К рассвету голова должна быть ясной. Нельзя, чтобы дрогнули голос при команде или рука при выстреле. Солдат надо сберечь…


Утром мальчик умер, улыбаясь во сне. В мире не нашлось для него настоящего волшебного порошка. Не смог он принести матери счастье, чего так страстно хотел…

Проклятой гражданской войны шёл второй год.

* * *

Полк в очередной раз выбил красноармейцев из какого-то населённого пункта.

Здесь проходила стратегически важная дорога. Когда-то на ней поселились люди, чтобы кормиться. Бойкое место разрослось до небольшого города, который погибал теперь из-за этой дороги – она понадобилась двум насмерть враждующим армиям. Одна вооружённая орда уже трижды выметала смертью с улиц орду другую. Побеждённые недолго собирались с силами и вышибали из городка победителей.

Когда-то вдоль этой дороги шли дети, держась за руки молодых красивых женщин в светлых платьях и шляпах с широкими полями… Теперь это дико представить – дорога не вела более ни к добру, ни к покою.

Обычных людей на улицах давно не было, кроме тех, кто вооружён, чумаз, оборван и сильно измучен дурацкими манёврами: город взять – город сдать.

Обычные люди скрылись: кто за горизонтами, кто в тёмных углах и в подвалах, а кто и вовсе под землёй.

Штурмующие войска лишили дома бессмысленных дверей, дворы – ненужных ворот. Улицы были в битом стекле, пухе вспоротых перин, во всевозможном мусоре и хламе.

Не красят битвы города, не до красот в бою солдату. Успевали только своих хоронить, чужих в ямы сбрасывать – и на том спасибо… Жить можно, потому что нужно…


После занятия городка добровольцами в третий раз Борис с несколькими офицерами устало сидел на земле, прислонившись к стене какого-то дома. Ждали отставших обозников – патроны и гранаты почти кончились.