День угасал. Прозвучала команда: закончить игру, готовиться к ужину. Через полтора часа тушить костры – отбой.

Борис засыпал тяжело. В голове роились мысли о завтрашнем дне – никак не угомонить.

Наконец он провалился в сон… Оказался в каком-то ущелье. Темно, холодный камень за спиной, шорохи, ветер и ощущение, будто смерть двигается где-то рядом.

Страшно не было – Борис почему-то знал, что смерть в этот раз спустилась в ущелье не за ним. У этой старухи всегда бездна работы. Надо только вести себя осторожно. Не разводить огня. Передвигаться при крайней необходимости. Выбирать тропки незаметней. Внимательно смотреть под ноги. Делать всё медленно. Бесшумно. А лучше вообще пока ничего не делать.

Тогда получится. Смерть совершит, что наметила, и уйдёт по своим делам.

Утром окончился исход армии. Судорогой прокатилась отчаянная давка на пирсах, трапах кораблей. Были упавшие в холодную воду – барахтались и выбирались на берег большей частью самостоятельно, никто не спешил на помощь.

День уже грел солнечными лучами, когда на кораблях убрали последние трапы, по которым только что ещё возможно было уйти с полуострова. Эвакуация окончилась.

Оставшиеся беженцы некоторое время толпились на набережной. В ответ прощальным гудкам кораблей в море неслись ругательства и проклятия.

Люди не расходились, что-то обсуждали между собой, всматривались в сторону моря, пока горизонт не стал чист. Теперь самым упрямым и тупым стало кристально ясно: ждать больше нечего. Всё как обычно – спасайся кто как может.

Набережная опустела.

Жизнь в Феодосии стала затухать. Слышались хаотические перестрелки с грабителями и мародёрами. Появились дымки пожаров.

С докладом об обстановке из города прибыл Норринг. Вместе с ним шёл артиллерийский капитан в ладно сидящей, но изрядно поношенной шинели и латаных-перелатанных сапогах. Лицо капитана было серым, отрешённым.

Рядом семенила миниатюрная женщина в длинном платье, почти утратившем форму и цвет. Одной рукой она держала за руку девочку лет девяти, исхудавшую до крайности, в другой – несла корзинку с комочком грязной свалявшейся шерсти. Нечто в корзинке, очевидно, в предыдущей, очень далёкой жизни было декоративной собачкой. Девочка прижимала к себе потрёпанную куклу, которая, как и все в этой компании, повидала жизнь не с лучшей её стороны.

Норринг представил гостей:

– Капитан Тильгаузен, его супруга Ольга Владимировна, дочь Бетти. Опоздали на пароход. Пригласил составить нам компанию…

Эмиль Тильгаузен находился со своей батареей в последнем заслоне, прикрывая эвакуацию. После команды уходить, грузиться на корабль отстал от колонны, которая буквально неслась в порт. Капитан никогда не испытывал паники в боях, в самых безнадёжных ситуациях, но этот день мутил чернотой сознание. Эмиль метался по железнодорожной станции, вокруг неё и никак не мог найти жену и дочь, которые ютились в товарном вагоне с другими беженками и не сообразили вовремя выйти наружу. Когда всё же разыскал Ольгу и Бетти, и они добежали до порта, к трапу последнего парохода было уже не пробиться…

Конец.

Семья Тильгаузенов располагала офицерской сумкой Эмиля, набитой топографическими картами и личными документами; дамской сумочкой Ольги, почти не содержащей ничего ценного; измученной бедствиями собачкой в корзинке и куклой Бетти. С таким «богатством» нечего было и пытаться прятаться в незнакомом городе или искать что-нибудь поесть. Был, конечно, ещё заряженный револьвер и десятка два патронов в кармане.

Завтра в город войдут красные. Начнётся: «солдаты по домам, офицеры по гробам…». Ладно, если просто убьют, так ведь замучить могут зверски.