Есть некоторые города, основной тон которых не от современности, а от прошлого – жизнь которых в старину была настолько энергичнее теперешней, что последняя блекнет в сравнении с ней. Примером этого являются города на Зюйдер Зее в Голландии, еще один пример – Сент-Олбанс в Англии. Но лучшим примером, который может предложить мир, – это вечный город Рим. Среди многих городов мира Рим стоит особняком, представляя интерес для психического исследователя в отношении трех великих и совершенно отдельных периодов. Первое и намного более сильное – впечатление, оставленное поразительной жизненностью и энергией того Рима, который был центром мира, Рима республики и цезарей; за ним идет второе сильное и уникальное впечатление – средневекового Рима, церковного центра мира; а третье, и совершенно отличное от первых двух, ощущение сегодняшнего Рима, политического центра слабовато соединенного итальянского королевства, и в то же время еще церковного центра, имеющего всемирное влияние, хотя и утратившего свою власть и величие.

Признаюсь, я впервые приехал в Рим с ожиданием, что Рим средневековых пап, которому способствовало то, что на нем так долго были сосредоточены мысли всего мира, а также то, что он гораздо ближе к нам по времени, должен был в значительной мере перебить отпечаток жизни Рима цезарей. И я был поражен, обнаружив, что действительные факты почти в точности противоположны. Условия средневекового Рима были достаточно примечательны, чтобы оставить неизгладимый отпечаток на любом другом городе мира, придав ему свой характер; но удивительно энергичная жизнь более ранней цивилизации была в такой огромной степени сильнее, что она еще сохраняется, несмотря на прошедшую с тех пор историю, как неизгладимая и преобладающая характеристика Рима.

Для ясновидящего исследователя Рим – это прежде всего Рим императоров (и всегда им будет), и лишь во вторую очередь – Рим пап. Отпечаток от церковной жизни все еще присутствует, восстановимый до мельчайших деталей, – это ошеломляющая смесь набожности и интриг, наглой тирании и истинных религиозных чувств, история ужасной коррупции и всемирной власти, редко использовавшейся подобающим способом. И тем не менее, как бы он ни был силен, он затмевается до полной незначительности более великой силой, которая ему предшествовала. В ней присутствуют здоровая вера в себя, убежденность в судьбе, решительное намерение взять от жизни все и уверенность в способности сделать это. Это черты древних римлян, к которым немногие нынешние нации могут приблизиться.

Не только у города в целом есть свои общие черты, но и у отдельных его зданий, посвященных особой цели, всегда есть аура, характерная для этого назначения. Аура больницы, например, представляет любопытную смесь, в которой преобладают страдание, усталость и боль, но также там присутствует и значительная доля сострадания к пациентам и чувство благодарности с их стороны за проявляемую к ним заботу.

Человеку, выбирающему место жилья, следует решительно избегать соседства с тюрьмой, ибо оттуда излучаются самое страшное уныние, отчаяние и постоянная депрессия, смешанные с бессильной яростью, ненавистью и сожалениями. Немногие места в целом имеют вокруг себя более неприятную ауру, но даже в этой общей тьме зачастую бывают более темные места – камеры с дурной славой, над которыми навис необычайный ужас. Например, зафиксировано несколько случаев, когда заключенные определенной камеры один за другим совершали попытки самоубийства, и те, чьи попытки не были успешны, объясняли, что идея о самоубийстве настойчиво возникала у них в уме и постоянно давила извне, пока они постепенно не приходили к состоянию, когда казалось, что другого выбора нет. Были примеры, когда такое чувство возникало по прямому убеждению со стороны умершего человека; но гораздо чаще бывало, что первый самоубийца просто столь основательно зарядил камеру мыслями и побуждениями такой природы, что занимавшие ее после него, будучи, скорее всего, людьми с неразвитой силой воли, оказывались практически неспособны сопротивляться.