Превозмогая боль, я устраняю с лица следы вчерашнего вечера: протираю лицо салфеткой для снятия макияжа, избавляюсь от накладных ресниц, а затем встречаюсь взглядом со своим отражением в зеркале и, не в силах сдержать дрожь, отворачиваюсь. Под моими все еще красными глазами пролегают темные круги, и только почистив зубы с языком и сменив одежду, я, наконец, чувствую себя человеком.

Когда я выхожу в гостиную, Майлз стоит у кухонного гарнитура и нажимает кнопки на моей кофеварке. Однако я едва успеваю взглянуть в его сторону, потому что замечаю мужчину, который сидит на полу посреди моей гостиной. Не то чтобы здесь было много свободного места, но, кажется, пока я спала, Майлз сделал перестановку. Теперь диван отодвинут к дальней стене, горшки с растениями переставлены в угол, а на моем коврике сидит мужчина. Его руки связаны за спиной, а ноги, которые от лодыжек до середины бедер обмотаны скотчем – вытянуты. Но больше всего меня беспокоит кровь. Рубашка прилипла к его телу, пропитавшись кровью, которая до сих пор сочится из раны на боку.

– Ччччто это? – спрашиваю я, переводя взгляд с мужчины, рот которого тоже заклеен скотчем, на Майлза.

Он отхлебывает кофе и смотрит на меня так, что у меня внутри все переворачивается.

– Как твоя голова? – спрашивает он вместо того, чтобы ответить мне. Но кажется, что я не могу не только говорить, но и шевелиться.

– Я…

– Болит сильнее, чем обычно? – спрашивает он, приподнимая одно плечо. – Или это похоже на обычное похмелье? Черт возьми, я не знаю, как действуют наркотики, которые подсыпают девушкам на свиданиях[3].

Стоп, что?

– Вот почему не стоит принимать напитки от незнакомых мужчин, – с раздражением говорит он, пристально глядя на меня.

– Не кричи на меня, – прошу я, чувствуя, как меня охватывает страх. – В каком мире мы живем, если, приходя в бар, я должна быть осторожна с тем, что пью? А потом меня еще и обвиняют в том, что какой-то козел решил что-то добавить в мой напиток.

– Некоторые из нас живут в реальности, – резко отвечает он.

Майлз с грохотом ставит на стол мою любимую кружку и, громко топая, направляется ко мне. Я отступаю, но не из-за страха, а потому что предпочитаю держаться от него подальше.

Что, если под воздействием наркотиков…

Я бегло осматриваю свое тело, но Майлз оказывается достаточно близко, чтобы услышать мой шепот:

– Он же не успел ничего не сделать…

Перед моими глазами сразу же возникает образ мужчины. Он прижимает меня к себе, скользит рукой между моих ног. И после этого я снова танцевала с ним? И приняла от него алкоголь?

Клянусь, всего за мгновение лицо Майлза смягчается.

– Нет, он ничего не сделал, – говорит Майлз и на его лице вновь отражается отвращение. – И если ты возблагодаришь бога прежде, чем скажешь спасибо мне, то, клянусь, Уиллоу…

Как только я понимаю, что Майлз присматривал за мной, то сразу же замечаю синяк под его глазом и ссадины на скуле и горле. Я почти уверена, что прошлой ночью у него их не было. А если сопоставить его побои и раны на теле парня, которые явно были нанесены каким-то оружием, то можно предположить, что прошлой ночью действительно произошло что-то плохое. Или это плохое может произойти в любой момент.

– Майлз, спасибо, что остановил его, пока не стало слишком поздно.

– Что это значит? – напрягается он.

– Ну, помимо того, что он лапал меня на танцполе… Именно поэтому я так торопилась сбежать от него и наткнулась на тебя.

Он протягивает руку и касается моей щеки. На моей коже словно остается след от грубоватых подушечек его указательного и среднего пальцев. По телу разливается сладостное покалывание, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не прижаться щекой к его ладони. Разве это не безумие?