Они с Ольгой договорились, что Ольга будет сообщать Норе о своих и маминых затруднениях и они вместе, без обид и взаимных упрёков, будут обсуждать, насколько Нора может им помочь. Груз накопившихся недоразумений был сброшен и отношения опять стали лёгкими. Но для себя Нора твёрдо усвоила – от неё ждут не подарков, а решения проблем. Обсуждать справедливо это или несправедливо было бессмысленно. Напоминать о том, что она и Серёжа пережили несколько тяжёлых первых лет эмиграции, что деньги на них не упали с неба, что они рисковали, нервничали, экономили, и всё это было платой за их нынешнее благополучие, что Серёжа работает по четырнадцать часов в сутки, тоже было бессмысленно. Они не ощущают тягот их жизни, но хорошо видят преимущества и считают естественным, что с ними будут делиться, что примут на себя их проблемы. С одной стороны, это, конечно, пережитки «совка». Но с другой стороны – это родные близкие люди и Нора сама хочет, чтобы им жилось хорошо. Нужно только чётко обозначить границы: это – могу, а это – не могу.

Ольга в те времена работала в отделе писем в журнале Аргументы и Факты, а её Дима только начинал карьеру фотографа для глянцевых журналов. Теперь их сын учится в Австрии, Дима стал известным фотографом, не настолько знаменитым, чтобы это приносило значительные доходы, но настолько, чтобы не сидеть без работы. Нора иногда выполняет Олины просьбы, например, в прошлом году нужно было на даче срочно перекрыть крышу, и Нора подкинула денег, но, в основном, Нора возит «подарки» и с Ольгой они давно договорились, что Ольга должна как можно точнее сообщать, что именно им нужно, какого вида, какого качества и размера. Ольга и сама не раз бывала у Норы в гостях и с мужем и без мужа. Обидно, что тётя Лёля отказалась приехать. Не приехала даже на похороны сестры. Сказала, что боится летать. И у Норы и у Ольги возник одинаковый вопрос: «С каких это пор мама боится летать?» Но тётушка настояла на своём, Нора теперь понимает – почему.

Нора достала из сумки куртку и джинсы для Димы, пару джинсов из GAP для Олиного сына Миши, потом началось самое интересное: шмотки для Ольги. Самой лучшей своей находкой Нора считала жакет приталенный, с вздёрнутыми плечиками. К этому жакету Нора купила атласную чёрную юбку-карандаш. Увидев жакет и юбку, Ольга закричала полушёпотом: «Норка, ты – гений!» и начала сбрасывать одежду. Она надела и юбку, и жакет, подошла к зеркалу. Нора видела, что всё сидит так, как надо, точно по фигуре. Ольга, конечно, прибавила в весе, но фигуру сохранила отличную и выглядела на все сто, или, как теперь говорили в России, на миллион баксов.

– Ну, Норка! Ну, сестра! И в пир, и в мир, и в добрые люди…. Как тебе только это удаётся! Димка обалдеет.

– Димка? А что твой Саша?

Ольга привстала перед зеркалом на цыпочки, чтобы представит себя на каблуках.

– Разругались вдрызг. Нет, ты представляешь, он начал ныть, что я ему жизнь испортила, что он из-за меня не женился. Да пошёл он… Никто не заставлял.

– Ты же сама говорила, вот Павлик подрастёт…

– Может и говорила. Что меня с Сашей ждёт? Тихое семейное счастье? Оно мне надо? Нет, мы с Димкой друг от друга никуда.

– Это что-то новое.

– Новый поворот…

Нора достала следующий комплект и Ольга, напевая, натягивала его на себя.

– Что он нам несёт… пропасть или взлёт…

Бархатные, расклешённые от бедра брюки и маленькая атласная блуза с голой спиной тоже сидели отлично.

– Ты не разберёшь, пока не повернёшь. Пока не повернёшь. Ля-ля-ля…. Отлично! Это мне на новогодний корпоратив у Димки в редакции.

Платье оказалось внатяг. В районе груди молния еле застегнулась.