, если им нужно, куда хочешь влезут. С другой стороны, исходя из обычного соперничества и взаимной ревности сопоставимых по значимости ведомств, вполне допустимо, что на среднем уровне НКВД и НКИД в дела друг друга не лезут, все вопросы прорабатываются на самом верху, с согласия или по указаниям лично Хозяина. Иначе и работать невозможно, дипломатия все же дело тонкое, государственное. Лубянцы, дай им волю, такого наворотят… Хотел же Ежов даже дела шестаковского наркомата на себя замкнуть.

– Тебе виднее, – сказал он, присаживаясь за указанный Виктором столик в углу, за раскидистой пальмой в здоровенной деревянной кадке. Людей в зале было немного, сидели по двое, по трое, выпивали, закусывали, кому-то Овчаров коротко кивнул, кого-то словно и не заметил. Не было ни рукопожатий, ни возгласов, ни объятий, столь свойственных собраниям людей свободных профессий.

Прямо напрашивалась на стене табличка из конторы «Геркулес»: «Сделал свое дело – и уходи».

– Как-то не слишком весело у вас тут, – не преминул отметить Шульгин, беря в руки папку меню.

– Это точно. Для разгула другие места есть, а здесь ближе к английскому клубу, зато готовят и обслуживают очень недурственно. Цены тоже – ниже, чем в заводской столовой. Карточные…[23]

Виктор сделал заказ, руководствуясь собственными соображениями. Есть Сашке совершенно не хотелось, разве так, слегка, за компанию. Впрочем, он уже успел заметить, что гастрономические возможности наркома куда солиднее, чем у него, тот мог бы достойно участвовать в любом восточном застолье, где плов потребляют казанами и баранов – целиком. Причем эти качества у него прорезались именно после «встречи» с Шульгиным, до этого многолетние стрессы отбивали аппетит.

Для приватных бесед зал был хорош еще и тем, что обладал уникальной акустикой: ковры, толстые драпировки, многочисленные растения гасили и рассеивали звуки так, что с соседних столиков не доносилось ни одного членораздельного звука, только позвякивание ножей и вилок о фарфор.

– Значит, нет прослушки, говоришь? – выцедив рюмку, повторил Шульгин.

– Где есть – я знаю, здесь – нет. Мы ведь тоже пользуемся, пусть и в других целях. Иногда приходится нетрезвые откровения партнеров по десять раз прокручивать, нюансики всякие интонационные отслеживать, проговорки, а то и намеки, с лету не каждому понятные.

– У всех специфика, – заключил Шульгин, с удовольствием разжевывая крупные фасолины лобио. – Так я, собственно, что? Никаких интересных посторонним секретов и тайн разглашать не собираюсь. Захотелось напряжение сбросить в компании совершенно постороннего от моих служебных дел человека. Другое дело, что есть у нас, бюрократов, суеверие – не стоит даже с собственной женой говорить о карьерных вероятностях.

– Это так, – кивнул Овчаров.

– Однако хочется мне этот принцип нарушить. Вот тянет за язык, и все. Есть мнение, что могут мне днями предложить весьма солидное повышение. Причем в форме, вряд ли допускающей самоотвод. В предвидении чего я, даже и невольно, прорабатываю варианты. Сам понимаешь – на новое место без своей команды приходить не очень удобно. Почему я тебе и намекнул. Согласишься со мной?

Конец ознакомительного фрагмента.