Глаза действительно были слишком яркими – из-за чар или из-за пробивающегося из-за облаков солнца. Мгновение – и они увлажнились, на ресницах блеснули капельки слез. Клянясь себе остановиться немедленно, Дойл протянул руку и большим пальцем оттер по очереди эти слезинки. Леди Харроу вздрогнула, но на ее лице не возникло привычного отвращения.

– Это от ветра, милорд.

Дойл собирался сказать, что здесь нет ветра, но не успел – ее глаза расширились от ужаса, и она быстро, удивительно сильным движением схватила его за ворот рубахи и, потянув за собой, повалила на землю.

Свистнул и ударился о камни арбалетный болт. К вражьей силе боль – Дойл вскочил на ноги мгновенно и развернулся в сторону стрелка, рявкнул:

– На обрыве!

Снова свистнуло – но выстрел был смазан ударом одной из теней. Дойл увидел стрелявшего – одного из парней в форме дворцовой стражи. Вытащив кинжал, Дойл приблизился к нему с опаской, но он уже был безвреден – тень в сером балахоне и еще один воин из охраны уже повалили его на землю, выкрутили руки. Тень точным ударом выбил арбалет под ноги Дойлу.

– Пусти! – взвизгнул стрелок, но замолчал от удара в зубы. Захныкал.

Ему выкрутили руки, распластали по земле, сунули кляп. Дойл подошел, схватил за волосы и резко дернул, но тут же отпустил и отвернулся.

Стрелку было не больше двадцати пяти. Молодой парень, смутно знакомыйнезнакомый, но его лицо было перекошено дикой, неописуемой яростью и пылало ненавистью.

– Милорд, что прикажете? – с поклоном к нему подошел возглавивший операцию Файнс.

Дойл стиснул здоровую руку в кулак так сильно, что ногти впились в кожу.

– Как его зовут?

– Тони. Тони Райт, третий год в гвардии. Милорд, я клянусь, что… – Дойл рубанул рукой по воздуху, прерывая извинения и выражения покаяния и покорности своей судьбе.

– Позже, Файнс. Я поговорю с вами позже. Пока доставьте Тони Райта… в замок. В подвал, в четвертую камеру, под ответственность отца Рикона. Если он сбежит по дороге, я прослежу, чтобы вы лишились головы.

Файнс хотел было что-то еще сказать, но не осмелился. По его команде бьющегося в припадке не то злобы, не то ужаса Райта поволокли к карете, которую Дойл предназначал для леди Харроу. Те, кто не был занят им, рассредоточились по периметру рощи и снова стали незаметными.

Все заняло не больше двух минут. Два выстрела, смерть, просвистевшая в полупальце от виска, крик испуганной женщины, спасшей его жизнь, арест стрелка – и снова тишина. Только клекотуны, до этого изредка посвистывающие на свой неповторимый лад, замолкли.

Дойл спустился к леди Харроу. Она сидела на широком сухом камне возле водопада и белым платочком стирала грязь с темного подола. Издалека она казалась безмятежной, но подойдя ближе, Дойл увидел, что у нее трясутся губы, а пальцы едва слушаются.

Он присел рядом с ней и сказал:

– Оставьте платье. Я прикажу доставить вам двадцать новых.

Она нервно хмыкнула, но еще крепче вцепилась в платочек.

– Я вдова, милорд. Мне не пристало иметь больше трех платьев.

Дойл опустил голову и ничего не ответил. Он измышлял проверки, провокации, но все вышло проще. Два выстрела, испуг – и ни одной вспышки магии, ни волшебного щита, ни превращений. Единственное, что отличало в тот момент леди Харроу от обычной женщины, это не магия, а смелость и скорость реакции. Если бы она не увидела летящую стрелу, Дойл был бы мертв.

Он перевел на нее взгляд. Она уже перестала вытирать грязь и теперь просто мяла посеревший платок.

– Леди Харроу, – произнес он, – я должен поблагодарить вас. Полагаю, что…

Она слабо улыбнулась и быстро сказала:

– Нет, не совсем. Я видела полет стрелы, она не убила бы вас, только ранила. Но…