– Слушай, а что, по анатомии, тут у человека находится? У меня это место всё болит и болит, ноет и ноет.

Я думала, он меня поймёт. Он вырвал руку и завизжал:

– Не смей показывать на мне где болит, сколько можно повторять!

Паша страшно суеверен, как все врачи.

Я думала, Паша будет бунтовать, скандалить. Может, даже разведётся после моего решительного и окончательного отказа исполнять супружеский долг. А он… виновато смирился, как побитая собака. Решил, что проблема в нём самом, и тихо закомплексовал. Завёл пару порно дисков и каждый вечер на десять минут запирается в своей комнате.

Дорогие жёны! Если ваши мужья подозрительно уединяются у компьютера и, как на амбразуру, грудью бросаются на монитор, чтобы заслонить от вас стонущих белугами дебелых немок – возрадуйтесь и успокойтесь. Это стопроцентная гарантия, что они не бегают налево.

Заводить женщину на стороне, поддерживать отношения, врать тут и там, изворачиваться… Это так хлопотно, утомительно, муторно – а мужчины так ленивы и инертны.

***

– Леночка, не стоит в дорогу надевать дорогие украшения. Даже выходя в магазин через улицу, с человеком может случиться несчастье. ДТП, например, или обморок. А нечистых на руку людей всегда хватает. Среди прохожих, в полиции, в скорой помощи. В морге, наконец. Под шумок снимут с беспомощного, бесчувственного тела драгоценности, цепочки, кольца – и поди потом докажи. Вон в новостной ленте, были случаи…

Вообще-то, когда я буду в морге, мне будет плевать, кому достанется моя бижутерия.

Екатерина Семёновна зорко наблюдает, как я наряжаюсь перед зеркалом. Вдеваю в уши любимые длинные серьги с хризолитами, которые так идут к моим зеклёным глазам. Надеваю на чёрный глухой свитер серебряную, тонкой вязи цепочку с кулоном- хризолитовым глазком. Натягиваю на палец тяжёлый перстень из чернёного серебра. Я должна выглядеть на все сто.

Чемодан уже собран. Я собираюсь не в магазин через улицу. Редакция командировала меня в далёкий сибирский город И.

Я еду писать материал о самой что ни на есть настоящей прапрапра… внучке декабристки. Почти два века назад её юная прапрапра… бабка оставила светские цепи и блеск ослепительный бала. Держалась прозрачными от холода ручками (из овчинного тулупа высовывались венецианские кружева) за край тряской мужицкой телеги. В телеге метался в горячке, бряцая ржавыми кандалами, её муж-декабрист. Она перебирала субтильными ножками в тонких козловых башмачках, спотыкалась о мёрзлые комья глины…

С ума сойти: неужели я запросто встречусь с её потомком, легендарной старушкой? Буду дышать одним с ней воздухом, беседовать, засматривать в мутные катарактные глаза? Может, даже бережно – чтобы не рассыпалась в прах – трогать мумифицированную аристократическую лапку?

Неужели я, наконец, вырвусь из квартиры с волосатым канатом, Пашиным немецким порно с сантехниками и домохозяйками, и вездесущей Екатериной Семёновной?!

***

И. – старинный купеческий город. Тороватый, добротный, сдержанный, несколько угрюмый. Город-острог. Стоит, задумался и ждёт. Седой мшистый камень, красный кирпич, серый чугун и гранит. С набережной тянет сырым рыбьим ангарским воздухом. Тяжёлый грязный весенний снег лежит на обочинах мостовых.

Кажется, фонарщики вот-вот полезут на столбы тушить запотелые, смуглые от газовой копоти фонари. Вкусно зацокают по брусчатке копыта, зашуршат колёса пролёток с толстозадыми пахучими ваньками на облучках. Впрочем, пахнет от них приятно: кислой квашнёй, овчиной, земляникой, сеном и тёплыми сладкими лошадиными яблоками.

Квартира декабристки меня не обманула. Арочные сводчатые потолки тонули далеко вверху, в пятиметровой пыльной полутьме. Когда-то здесь был танцевальный зал. Позванивали хрустальные люстры в тысячи свечей. По вощёным, медовым янтарным полам молодецки прищёлкивали гусарские сапожки. Юлами раскачивались и кружились вокруг божественных талий невесомые юбочные кисеи. Боязливо летали ножки в остроносых атласных туфельках.