– Ты смотри, чтобы они других нахлебников тебе во вред не нарожали – на всех еды не напасешься! – посоветовал Карасик, потом вспомнил сестру и заторопился. – А теперь иди, выводи меня из этого каземата!

Мальчик-невидимка снова взял его за руку и они поползли на четвереньках, опять через складки ткани – наружу. Мягкий розоватый покров разошелся, и стало светло. Карасик заморгал на свечном свету и посмотрел на своего спасителя. Это был черноволосый мальчик на пару лет старше, но с бледным болезненным лицом, которое… Карасик сильно потер глаза и еще раз посмотрел. У него снова закружилась голова, и он едва не сел на пол.

– Ты кто такой? – осторожно спросил Карасик.

– Стефан Дуло, сын Дульсана Дуло, наследник Воробьиного Холма, – как по бумажке оттарабанил мальчик, а потом стеснительно улыбнулся, – Только ты мне своего имени не говори. Я же расскажу отцу всю правду, а если я про тебя правду знать не буду, то и рассказать не смогу.

Мальчик был умнее и печальнее, чем казалось Карасику, когда они сидели в тайнике.

– А ты, значит, всегда только правду говоришь?

– Всегда, а как по-другому?

– Ну, правду говорить – не богатое дело, большого ума не надо, – подумал и вынес вердикт Карасик.

Спустя некоторое время блужданий в темноте Стефан вывел неудачливого вора под прохладный свет звезд. Почувствовав свободу, Карасик сразу прянул в тень, как испуганный зверек, выпущенный из клетки, но потом обернулся и увидел, что Стефан стоит неподвижно и смотрит ему вслед. Карасику захотелось подбодрить этого маленького печального человека, и он вернулся на пару шагов.

– Бывай, может от правды твоей и будет польза – станешь Святым, как помрешь – семье прибыль. И это, если ваши поймали вора, пусть сильно его не бьют, он животом слаб, – сказал он и окончательно растворился в тенях.

***

Карасик тащился по Сырому Углу, низко опустив сонную голову. Район не спал. Огни не жгли из экономии, довольствуясь светом звезд, в голубоватой мгле мелькали и перешептывались лихие люди, из окон доносились грустные песни и грязная брань. Мальчик прошел мимо руин, на которые смотрел еще утром, от них практически ничего не осталось, мертвые вещи пошли впрок живым людям, как это и заведено в мире.

Сестра спала. Карасик чувствовал, что она отходит, и не стал будить ее понапрасну. Он улегся рядом и опустил измученную голову на ее плечо. Снизу, из гробовой лавки, доносилась бессловесная возня: обычно в это время сыновья-оболтусы гробовщика молча и свирепо дрались в темноте, выясняя, кто будет спать на гробу, а кто на полу.

Карасику не хотелось ни спать, ни бодрствовать, хотелось просто умереть вместе с сестрой и закончить этим тяжелый долгий день. Он закрыл глаза, то погружаясь в дремоту, то просыпаясь, и ему грезилось, что их с сестрой несут на кладбище в просторном общем гробу, а рядом идет, с можжевеловой веткой в руке, Стефан Дуло, богатенький мальчик, лицо которого…

Дверь открылась, и в комнату вошли две тени: одна повыше, другая пониже. Вместо лиц у них была тьма, и только белки глаз сверхъестественно плыли в ней, как рыбы-альбиносы в черной затхлой воде. Карасик сначала подумал, что это продолжение его сна, потом, что это духи, а потом понял, что это Сойка и Эбрауль с вымазанными сажой лицами.

– Карасик! – воскликнула Сойка и чуть не расплакалась от радости. – Я же говорила, что у него получилось выбраться! Мы думали, что тебя поймали, и Эбрауль следил за особняком, но там одни стражники, а тебя мы не увидели.

– И я думал, вас поймали… Ай, ай, задушишь! – сказал мальчик, пытаясь с достоинством выкарабкаться из счастливых объятий Сойки. – Воняешь, как золотарь.