Кристаллы, поймавшие свет, медленно теряли свою силу, и разноцветные блики постепенно таяли во тьме. В дальнем конце нефа, откуда, предположительно, появился Эбрауль, пелену мрака тонким стилетом пронзил луч зеленовато-желтого света. Потом он вытянулся вперед, разворачиваясь в конус, шаря по полу, по колоннам, по пустой келье, и, наконец, по их укрытию. Источник света приближался, и через миг ядовитый ореол позволил разглядеть силуэт верхней половины туши Матерого Предка. Выглядела она как плавно изогнутый черный купол. Посередине этого купола – огромного овального шлема! – было небольшое круглое отверстие. Из него и изливался наружу тифозный свет. Тварь была облачена в древние бронзовые доспехи, которые придавали ей гротескное человекообразие. Тем не менее, по ее исполинским размерам, по подъемам и спадам, по желобам и карнизам архитектурно-громоздких лат, можно было судить о ее бесчеловечной мощи. Смрад окутывал ее миазматической аурой.

Матерый Предок замер на месте. Вся эта гнилостная витальность, так раздувшая его тело, не могла не привести к слабумию. Мозгов как у сороки, таскающей в гнездо без разбору любые блестящие предметы. Эбрауль на секунду бросил взгляд на притаившегося рядом узника, а когда повернулся обратно, твари уже не было видно.

Миг – и тьма распалась, невыносимый свет солнечной бритвой полоснул по глазам. Это Матерый Предок, необъяснимо очутившийся рядом с ними, выхватил свой меч, и тот, на мгновенье поймал блики угасающих кристаллов и луч шлема-фонаря, и стократно усилил их своей поверхностью, просвистел раскаленной электрической дугой в воздухе и потух. Узник не пережил этой смертоносной вспышки подземного огня и опал трухлявой ветошью на каменные плиты.

Эбрауль же сделал одновременно две вещи. Во-первых, он обделался, а во-вторых, упал на спину, и это спасло его от гибельного клинка. Бесполезная лопата выпала из руки. Хныча и перебирая ногами, он пополз спиной вперед, прочь от Матерого Предка. Тот хрюкнул, его луч, сокращаясь и снова увеличиваясь в безостановочной пульсации, рыскал по полу.

Эбрауль был специалистом по выживанию, но эта ситуация не таила в себе никаких возможностей спасения. Возможно только… Настолько безумный план, настолько отчаянная выходка, которая ему бы никогда в голову не пришла, его последняя авантюра, способная изменить положение! Возможно ли, что его мать думала об этом миге славы, когда давала сыну имя? Возможно ли кладбищенскому вору приобщиться к сонму героев, отважно рубившимся с подобными чудовищами в руинах Подземелья, если для этого нужны только отважное сердце, да сталь в руках?

Эбрауль выхватил из груды сокровищ меч и встал.

Колени ходили ходуном, но рукоятку меча он держал (первый раз в жизни!) на удивление твердо. Между ним и Матерым Предком как будто зияла пропасть – настолько непреодолимым выглядело пространство, их разделявшее, но тварь протянула через него мост колеблющегося луча, высветила им Эбрауля, и – преодолела это расстояние в один миг. Эбрауль интуитивно отшатнулся, и этим снова спасся. Не увидел удара, но ощутил сильный порыв пахнущего железом, старой кровью ветра и неприятный гул в ушах. Сам он наугад кольнул мечом в сторону раскачивающегося в темноте блюдца света. Мимо. Перехватил рукоять двумя руками и рубанул ещё раз, от плеча. Доспехи Матерого Предка отозвались набатом: клинок ударился в них как в стену и переломился у гарды. Вибрация от удара была такой сильной, что Эбрауль показалось, что его запястья разлетелись в щепки.

Матерый Предок схватил вора за шею и поднял вверх. Пол ушёл из под ног и Эбрауль Гау беспомощно забрахтал ими в воздухе. Шлем твари со скрежетом разошелся лепестками, как распустившийся металлический цветок. Эбрауль непроизвольно взглянул в открывшиеся ему глубины, и этого единственного взгляда хватило, чтобы он мгновенно провалился в глубины преследующего его с детства кошмара крысиного космоса, на этот раз навсегда.