– Ты кто такой, блин?!

– А ты кто такой?

– Слышь, мужик, ты охерел?! Вали отсюда пока я собак не спустил!

– Не гони, в доме нет собак.

– Проверим?!

– Пацан, ты Матвей что ли?! Мамка спит твоя? Разбуди!

– Ты кто, блядь, такой, я спрашиваю?! Я тебе глаз прострелю, если полезешь!

Появляется мать, на ней кардиган и спортивки. Она впускает мужчину, обнимается и о чём-то спрашивает.

– Ма, кто это?

– Брат мой, Слава. Иди в дом, простудишься.

Слава выглядит усталым, но счастливым. От него воняет кислым потом и затхлым автобусом, ещё дешёвыми сигаретами. Матвей морщится, но быстро привыкает, и вообще этот взъерошенный мужик не вызывает у него неприязни.

Мать собирает на стол, кипятит чайник; Слава принимает душ. Его шмотки она отправляет в корзину для стирки, наспех взбивает омлет с луком и просит Матвея спуститься в подвал и принести вяленого мяса.

В первом часу ночи они садятся за стол, но мать не притрагивается к еде, только выпивает, зато у Славы аппетит зверский, и он не оставляет ни крошки. Запивает всё минералкой, но с вожделением косится на пузырящийся в стакане матери джин.

– Откуда ты вылез, дядя? – спрашивает, наконец, Матвей, прервав абсолютно бестолковую болтовню близких родственников.

К слову, они, в самом деле, трепались, о чём попало: про то, каким большим стал её сын, как обветшал их фамильный дом, про общую знакомую, которая до сих пор ходит в девках, и соседского пса, отказывающегося помирать.

– Странно, что мы с тобой до сих пор незнакомы, правда? – он усмехается, словно сказал что-то смешное. – Сейчас я в непростой ситуации, сбежал из рехаба, можно сказать – в розыске.

– Мать, ты пустила в дом нарика?! – возмущается Матвей.

– Ш-ш, перестань, сын! Слава никакой не нарик, он всего лишь алкоголик. – И теперь младшему брату: – Значит, сбежал, да? Я так и думала. Помогли там тебе хоть чуть-чуть?

Слава кивает, а Матвей спрашивает у матери: «Алкашку сныкать?» Она смеётся, но потом говорит, что сама обо всём позаботится.

– Как там вообще, мучили?

– Не особо, – говорит Слава, – иногда лупили по почкам, если курю втихомолку или огрызаюсь, но кровью не ссал. Кормили хорошо, только телефон отобрали вот, не позвонить никому, не написать, точно в яме… ну, словно отрезали от всего мира.

– Поверь, там, в Сети, такая дичь, что лучше не возвращаться, – хмыкает Матвей. Спрашивает у матери: – Почему ты нас раньше не познакомила?

Она мнётся, ей не хочется вспоминать причины, тем более озвучивать их. Спасает Слава:

– Мы с твоей мамой в детстве дружили, но потом, когда подросли, наши пути как-то разошлись и больше не сходились. Мы не сговаривались, но позабыли друг о друге, даже не созванивались. Даже на похоронах отца не разговаривали. Мы не ссорились, просто говорить было не о чем.

– А по мне так будто вы не разлей вода, сидите тут, лясы точите о фигне всякой.

– В последнее время мы ладим, – говорит мать и тут же разгоняет всех по кроватям.

Мать застилает брату в гостиной, взбивает подушку и желает хороших снов.

Слава падает на жёсткий и старый диван и забывается сном рудокопа, а Матвей ещё долго ворочается. Его мысли снова возвращаются к Заказнику, выстроенному Ярушевским.

Нынче территория частично открыта, но много куда не пускают, угрожая выстрелом. Посёлок Онежск-44 частично расселён, но там остались люди, и болота тамошние хоть и несут урожай риса и кенафа, но полузаброшены и отданы на откуп пришлым землехватам. Зато маджентий-11 добывается и поставляется исправно. Прибыль от его продажи Заказник забирает себе. Ярушевский монополизировал химический элемент, не это ли финансовый успех? Блогеры туда лазают, фотографируют технику, но никто из них не копает глубже своего носа. Им кажется всё предельно ясным: Заказник – огромный аграрный проект, задействовавший гигантское число людей и ресурсов, который лопнул от своей непомерной раздутости. С этим можно согласиться, если, например, знать, что демиург умер или отрёкся от утопических идей, но ведь это не так. Ярушевский планирует возобновить активные посадки культур, провести новые линии электропередач и железнодорожных путей. Во всяком случае, планировал до ареста.