Если бы мы не знали творчества Алека Рапопорта, мы, прочитав его книгу, сказали бы: вся история этого лидера ленинградских нонконформистов и по сути все творчество художника умещаются в короткий промежуток времени между 1974 и 1977 годами, а все остальное – либо предыстория, либо постистория его жизни и его творений. Но, вопреки себе, пишущему, Алек Рапопорт рисующий и в эмиграции продолжал не просто творить – это был крутой взлет над собой, траектория непрерывного творческого подъема и совершенствования. И в этой устремленности ввысь он и умер, прекратил свое земное существование, но не пал, а продолжил свою траекторию к верхним людям, к Престолу.
А в книге… в книге перед нами предстает пронзительно честный и наивный человек, безгранично доверяющий людям, включая проходимцев и прохвостов, верящий, что творчество – это путь к Богу и Его постижению, а потому творящий никому не мешает в своем уединенном пути. Еще как мешает! Мешает тем, что идет не в ногу со всеми и не в ту сторону, куда указывает генеральная линия партии либо рынка.
Алек Рапопорт, подобно другому изгнаннику, Андрею Тарковскому, – образец протестантской этики. Он, раз встав на путь призвания (немецкое понятие Beruf, разработанное М. Лютером, имеет, как и в русском языке, два значения: «призвание Богу» и «профессиональное призвание»), он движется по нему и только по нему, равнодушно проходя мимо всего остального. Но зато профессионал он – высшей категории. Он не просто мастер кисти со своим собственным, неповторимым и неподражаемым почерком, он – теоретик и историограф мировой живописи и иконописи, включая его собственную живопись. Он убедителен, когда простраивает эту историческую линию от античных и иудейских картин, от византийских икон, сквозь Возрождение, Сезанна, Фалька, Филонова, Нестерова к ленинградским нонконформистам-семидесятникам, к себе.
С умилением он пишет о своих товарищах и соратниках: Владимире Шагине, Александре Арефьеве, Владимире Некрасове, Олеге Целкове, Соханевиче, Юрии Дышленко. Исполняя реквием им и другим жертвам зла мира сего, он называет их «уснувшими гениями» – вероятно, уже догадываясь, что и его ждет высочайшая горечь смерти перед мольбертом с начатой «Троицей».
Еврей-христианин – это редкий и странный феномен, резко контрастный шелудивому сыну юриста и примитивным до язычества и шаманизма «евреям за Христа». Алек Рапопорт, Давид Финко, Александр Мень – при всей несхожести судеб, характера и способа творческого самовыражения, они и им подобные: не выходцы из иудаизма, не ренегаты, а потому им присуще благоговение перед древней верой отцов. Их приход к христианству доброволен и осознан. Они уязвимы для непонимания, гонений, непризнания, неприятия с обеих сторон и это обрекает их на одиночество, на невхождение ни в какую общину, и такая социо-культурная и духовная позиция, как учит нас опыт, обрекает их на творчество и уединение.
Добро беспощадно.
Оно беспощадно ко злу в любом его проявлении: будь то кагэбешник с глазами в штатском, фигляры Комар и Меламед или американский истэблишмент, заменяющий отсутствующую культуру предпринимательством и саморекламой. Вот послушайте Алека: «Funk & Junk Art (мусорное искусство) – это следствие перепроизводства вещей в США. Например, один из „мусорных художников“ Брюс Коннер, живя в Мексике, сетовал, что не может делать свои ассамбляжи, т.к. там ничего не выбрасывается. „Сладкой землей Фанка – солнечной страной ужасов“ назвал Калифорнию Харолд Парис. Художник Волли Хедрик шел дальше. Нет принципиальной разницы, говорил он, между Боттичелли и Bottom Jelly (вазелином для задницы), между Шопенгауэром и Shopping Hour (деланием покупок). Эти слова он вводил в свои работы в виде надписей или в виде звукозаписи. Хенрик был рабочим по починке домов и лозунг его творчества был: „To paint out what doesn’t count“ („изображать то, что не заслуживает внимания“). Постепенно и с трудом представление о том, что можно быть художником, не будучи им, вошло, понравилось и прижилось в США.» Очередному дельцу и предпринимателю может понадобиться художник со знанием С++ или Джавы, умеющий водить грузовик, блондин и, наконец, художник, не умеющий рисовать.