Серебряный век России. Мы смотрим на него, как на небывалый взлет духовной жизни, философской мысли, науки, культуры, искусств, литературы, промышленного и сельскохозяйственного производства, предпринимательства. Но те, кто наблюдал этот короткий период изнутри, чаще называл его декадансом.

Так яблоня перед своей гибелью плодоносит в последний раз небывалым урожаем, так рыба, попавшая в сети, исходит в предсмертьи молокой.

Серебряный век России – одновременно и взлет и падение, бессмертная предсмертная лебединая песня.

В музыке, как самом тонком проявлении духа, в том числе национального духа, это переживалось наиболее остро и высоко трагично.

Синодальная реформа церковной музыки в России, начатая в 80-х годах в Синодальном музыкальном училище, явление не только духовное, не только музыкальное, она прошла живительным всплеском по культуре и обществу. За неполные двадцать лет реформы церковная музыка вернулась к своим историческим и духовным истокам, к возвращенному крюковому музыкальному языку, что породило новую семантику, новую семиотику и символику церковных песнопений. Блестящая плеяда этой эпохи – Кастальский, Рахманинов, Танеев, Скрябин, Чесноков, Черепнин, Стравинский – что ни имя, то звезда и эпоха… Рахманинов, лишь формально принадлежавший синодальной школе, создал свой, уникальный и неповторимый стиль, monolingua. Его «Всенощное бдение» (1915 г.) – апогей всего этого периода и всей школы.

Российская церковная музыка доказала свой великий взлет не только себе: блестящие гастроли Синодального хора потрясли Европу.

Тогда же были созданы научные основы медиевистики, резко поднялась культура и профессионализм церковных хоровых дирижеров и композиторов. Новая церковная музыка заставила многих из числа охладевших к религии и Богу интеллигентов задуматься и вернуться. Отец С. Булгаков и Николай Бердяев в разное время вспоминали, что именно пение церковного хора в Успенском Соборе московского Кремля (это и был Синодальный хор) глубоко потрясли их еще до поворота к вере.

Наконец, благодаря успехам школы, сама церковная иерархия вынуждена была признать древние знаменитые распевы, убедившись в их практической и эстетической красоте, духовной убедительности.

К великому сожалению, реформа, как и все российские реформы, оставила глубокий, но крайне узкий след. Церковная иерархия и регенты провинциальных хоров предпочитали проверенный стиль петербургской придворной капеллы, бахметьевско-львовские разработки с автентической каденциальной ориентацией – так проще, привычней и больше напоминает консерваторские упражнения начальных классов…

Синодальная реформа церковной музыки больше затронула музыку, чем церковь, все более усиливавшую, на собственную погибель, секуляризацию и подчинение себя интересам гибнущего государства и монархизма.

Еще Христос публично не осмеян и не унижен, еще ни один крест не сорван с церковной маковки и ни один колокол не пал с колокольни, еще не расстрелян ни один священнослужитель и не осквернена ни одна икона. Большевики только-только захватили власть в стране (реально это произошло после разгона Учредительного Собрания 8 января 1918 года) и развязали красный террор. Одной из первых жертв стала церковная музыка.

Синодальное музыкальное училище, имевшее право присуждения магистерских и докторских научных званий, было закрыто особым декретом Ленина к весне 1918 года, когда еще даже политические партии-противники большевизма не были разогнаны.

Этот шоковый период дал, в сравнении с дореволюционным порывом, вялые, бледные произведения, подобные проросшей подвальной картошке – дело не только в терроре и кровавых притеснениях: церковные композиторы переживают и внутренний духовный кризис, глубочайшее недоумение и непонимание происходящего. Внутренний мир христианина рушится на фоне социальных потрясений: ограбление церквей под наглым предлогом помощи голодающим Поволжья, анафема большевикам патриарха Тихона, его убийство, появление «обновленцев» и нескончаемый поток ссылаемых на Соловки и дальше, в горний мир, священников, упорствующих в христианстве. Россия переживает времена Нерона. Закрыто московское Синодальное училище, преобразована ленинградская Капелла. То, что создается в это время – чаще всего, поскребыши и остатки прежнего, все более покрывающиеся пеплом и забвением. П. Чесноков, А. Кастальский, А. Архангельский перестают писать духовную музыку (лишь перед смертью П. Чесноков возвращается к ней). Другие, тайно и подспудно, продолжают – к их числу следует отнести такие яркие имена как А. Никольский, Н. Голованов, А. Александров, А. Чесноков, В. Самсоненко, Н. Фатеев, Я. Чмелев и др.