– Ты куда?
– Извини, совсем забыл – у меня сегодня вечером встреча… Через час.
– Всё ты врёшь. Куда ты опять убегаешь? Объясни мне. Я хочу знать. Родители придут ещё только через два часа.
– Всё хорошо. Всё будет хорошо.
Она тоже встала, подошла голая к нему вплотную и, глядя прямо ему в глаза, что случалось с ней крайне редко и только, когда она была одета в первобытный костюм Евы, раздельно, не повышая голоса, произнесла:
– Что такое ты вообще говоришь? Это же чушь, Глеб. Я не могу так. Ты постоянно куда-то убегаешь.
– Солнышко, – пряча взгляд, юлил он – ты не понимаешь, это скоро закончится. Я буду с тобой.
– Закончится? Ты сам не веришь в то, о чём говоришь.
Произнеся эту фразу, она сразу потеряла интерес к разговору. Оксана отошла в угол своей маленькой комнаты и включила музыкальный центр, поставив какую-то ритмичную рэп-композицию, насыщенную басами и половой агрессией. Так и не одевшись, она села в чёрное кожаное кресло, закинула ногу на ногу и престала замечать, что она в комнате ни одна. Певец надсадно пел про китайское пойло в подпольном кабаке, упоминая про соблазнительных шлюх и неизбежные разборки. – «Какая же ты, всё-таки, бесстыжая», – про себя, со злостью и затрепетавшим снова внутри штанов возбуждением, подумал он, невольно бросив взгляд туда, где её гладкие ноги переходили в ягодицы. Так Глеб и ушёл, точнее – сбежал от своего желания и её недовольства, получая в свою спину, как острый нож, молчаливый заряд призрения и бухающий бочкой насмешливый речитатив уличных ганста. Это он решил уйти, а получилось так, что и в этот раз будто это его прогнали. Так всегда, девочки предпочитали, чтобы последнее слово оставалось за ними. Всегда.
Глеб шёл по улице. Шёл в никуда. Пятка болела, её ломило и, казалось, она вздувалась дурной кровью. Он в очередной раз пытался разобраться в своих желаниях, остановиться и посмотреть на себя со стороны. Что-то гудело и протяжно ухало вдалеке. Эти звуки, должно быть, походили на те, которые миллионы лет назад издавали охотящиеся в жаркой влажной тропической ночи звероящеры. Словно они, чудовища давно минувших времён, вылезли из тьмы и теперь разгуливали совсем рядом. На самом деле так шумел большой город и, в частности, железнодорожная станция сортировки товарных составов. А Глебу его воображение настойчиво рисовало гигантских монстров, отображающих те страхи, что мучили его внутри, терзали непреходящим беспокойством душу.
Глеб, как истинный патриот своей страны, любил Родину и болезненно реагировал на все её поражения, на то внутреннее состояние её органов, сбивчиво говоривших ему путём закодированных настроений в обществе, что она тяжело больна. Ему было не безразлично, он считал народ, населяющий Россию, народом, в своём сердце несущим всему миру божью искру. И он не хотел, чтобы её загасил злой ветер окружающей бездушной враждебной реальности общества, где человек человеку – волк. С чего начать? Как помочь стране? Как помочь себе? Увеличить влияние страны на международной арене и победить врагов? Такие наивные, разные и не всегда зависящие от одной его воли вопросы мучили его и не давали покоя. Глеба, в сущности, ещё подростка, заботило будущее мира, может заботило даже больше, чем некоторых известных людей из лиги высокой политики. Со стороны это могло показаться смешно, глупо. Что мог сделать всего один человек? Но это было не так. Любой самый долгий и опасный путь к мечте начинается с одного, иногда очень маленького, первого шага.
Так, гуляя по улицам и проспектам, он встретил закат. Город зажёг свои жёлтые огни и приготовился ко встрече с ночью. Глеб шёл по безлюдному переулку, со всех сторон сжимаемому старыми зданиями ныне полумёртвых фабрик и закрытых НИИ. Здесь было тихо, как может быть тихо в большом мегаполисе, в местах, отделённых баррикадами покинутых людьми общественных зданий от главных артерий шумных дорог. Да, далековато он забрался от дома. Незаметно для себя он, прежде чем дойти до этих мест, совершил несколько пересадок на автобусах. Такое с ним уже случалось. Он с интересом осмотрелся по сторонам: здесь раньше ему бывать не приходилось. На одном из бетонных фонарных столбов Глеб увидел, ему, прямо-таки, бросилось в глаза сильное изображение, призыв к действию, надёжно охватившее прямоугольной бумажной наклейкой шершавый бетон. На картинке широкоплечий светловолосый мужчина в чёрной рубашке с закатанными рукавами протягивал к зрителю мускулистую руку, вроде как призывая присоединиться к нему и скрепить обещание быть вместе рукопожатием, а вторая его рука крепко сжимала меч. Сверху и снизу плаката шёл текст. Глеб подошел ближе и с интересом, а ещё с нарастающей надеждой прочитал: