Денег не хватало. Он иногда подрабатывал на промо акциях и выставках, насколько это позволяла учёба, но зарабатывал сущие копейки – на пиво и то с трудом хватало. Ему ещё повезло, что у него была девушка. Звали её Оксана Маслова. Красивая, с виду скромная девица, со взглядом томным, всегда поблескивающим через полуопущенные длинные ресницы. Оксана чаще смотрела в пол, чем на окружающих, но умела замечать любые нюансы, оценивала людей точно и зачастую зло. Прямые волосы до плеч натурального лампового коричневого цвета классической шатенки подходили ей как нельзя лучше. Ноги немного полноватые, но зато переходящие в по-взрослому оттопыренную попку. Грудь второго размера, идеальная для ладоней Глеба. Двигалась Оксана так плавно, как умели лишь немногие актрисы фильмов для взрослых. Кошка. И она всегда прятала свои кисти рук, натягивая на них рукава различных и неизменных своих вязанных кофт, к которым она питала непонятную слабость. Прятать руки, словно с холода, или они у неё будто запачкались чем-то, это была у неё такая, отличающая её от всех прочих девчуль, привычка. Наедине Оксана могла быть капризной, взбалмошной и упрямой настолько, что могла свести с ума кого угодно. И с лёгкостью сочетала она свои эмоциональные заскоки со вполне спокойной манерой общения. Оксана умела взрывать мозг не повышая голоса.

Что хотела Оксана в данную конкретную минуту, да и вообще по жизни, определить любому половозрелому мужчине-то было бы сложно, а уж занятому постоянными размышлениями на отвлечённые темы незрелому разуму Глеба и подавно. И всё же после неминуемых ссор с Глебом, Оксана быстро отходила и инициатором к примирению всегда выступала она. Почему? Почему она первая шла на уступки? Для Глеба это такое её поведение оставалось загадкой, да и для неё – тоже. Он верил ей. Оксана была первой взрослой любовью Глеба со своей достаточно продолжительной историей, от этого острой, порой эгоистичной, не умеющей себя контролировать и наверняка обречённой на гибель. Наверное, она тоже его по-своему любила, раз не обращала внимания на такие мелочи, как отсутствие подарков – милых безделушек приятных сердцу любой девушки, или имеющих место в их отношениях тех дней, когда Глеб пропадал неизвестно где и не звонил ей сам, не брал трубку, не писал сообщений. Он уходил в загул своей сходящий на нет, но всё ещё кусачей и болезненной подростковой депрессии. А она терпела и мстила ему тоже по-своему, по-женски, но он об этом не знал наверняка, а только догадывался.

Сегодня была пятница, Глебу предстояло идти на лекцию, чего ужасно, само собой, не хотелось. Преодолев себя, он крючком сел на постели, свесил ноги. Побаливала пятка. Из неё явно рвалось нечто наружу и никак не могло найти выход. Втянул носом перебродивший за ночь воздух и угрюмо взглянул в окно. Их квартира находилась на двенадцатом этаже, в доме, стоящем на окраине города и поэтому, кроме умеренно голубого неба над головой и восходящего шарика солнца слева от окна, он не увидел ничего примечательного, ничего не внушающего оптимизм. Такая картина его не впечатлила и он, прыгнув на прохладный линолеум, встал, потянулся до хруста и пошёл в ванную. Новый день традиционно начинался с хлорированной воды, детского мыла (другое в доме не водилось), мятной пасты.

До института Глеб добирался на метро. На всю дорогу от дверей и до дверей, он тратил час времени утром и час – вечером. Его группа была закодирована под номером Е 220. Внутри группы сложилось несколько своих компашек, ни в одну из которых он не вписывался со своими экстремальными взглядами на жизнь и беспокойным характером. Всё общение с одногруппниками ограничивалось взаимными приветствиями или, на крайний случай, переписыванием конспектов. Глеб с ними скучал. Всё их разговоры сводились к обсуждению тех или иных материальных благ. Парни судачили насчёт женских прелестей (сисек и жоп), а девушки обсуждали состоятельность их кавалеров, исходя из толщины их мошны. Не густо. Совместные вечеринки с ними Глеба не интересовали, учился он по инерции – все предметы давались ему легко из-за данного природой пытливого ума и способности аналитически рассуждать. Единственным, с кем он мог периодически общаться, – был Никита Воронин. Начитанный и интересный собеседник, особенно на отвлечённые темы, но, к сожалению, не практик, а Глеб хотел действовать, только не знал – как. Он уже довольно долго (неприемлемо долго для него) оставался в активном поиске.