Валашский господарь, сообщая в Москву об огромных, до 30 тысяч человек, потерях армии Кара-Мустафы, выступил посредником в перегоорах. В Посольском приказе были систематизированы разведывательные и дипломатические материалы по Османской империи (1677–1678) и проанализированы результаты миссии Афанасия Поросукова во владения султана (1677–1679). Посланники и гонцы в Стамбул и Бахчисарай тщательно подготовили почву для переговоров[209], на которые выехал опытный дипломат, стольник и полковник Василий Михайлович Тяпкин[210].

В результате был заключен Бахчисарайский мир (1681), согласно которому Россия на 20 лет без потерь выходила из войны, отказавшись помогать неверным христианским союзникам так же, как султан и крымский хан презрели интересы вопиявших о помощи мусульман вроде тайши Аюки, чьи азиатские владения по умолчанию оставались в сфере геополитических интересов России.

Мир, часто критикуемый в исторических исследованиях как пораженческий и убыточный, фактически позволял России делать приобретения в Диком поле по левую сторону от Днепра, все более и более угрожая Крымскому ханству, а на правом берегу закреплял за царем Киев, прочно огражденный от польских притязаний соглашением о нейтрализации всего остального Правобережья. Ни Россия, ни Турция не должна была строить там крепостей и держать регулярные войска; казаки и татары получали право иметь там рыбные ловли, промыслы и кочевья.

О вторжении третьей стороны – Речи Посполитой, которой прежде принадлежали эти земли, – не могло быть и речи. Предательство, равно противное христианам и мусульманам, было таким образом жестоко наказано. Условия мира, согласно документам миссии Тяпкина, были заблаговременно одобрены Левобережным гетманом и старшиной как лучшие, нежели прежний неверный союз России с поляками.

Убыточность Бахчисарайского мира оценивалась с точки зрения возможностей, якобы упущенных московским правительством в результате решения об оставлении Чигирина. В отличие от царя Федора Алексеевича, историки не понимали, что удержать за собой Правобережье Россия не могла, если бы Турция от него не отступилась. А султан отступить не мог, не смыв пятно со своей чести. Зато войну османы могли вести сколь угодно долго, а Россия такой возможности была лишена экономически.

Оценивая итоги войны, следует учесть, что боевые действия велись с 1673, а не с 1676 г. Россия вступала в войну, когда мыслимые в 1678 г. благоприобретения несомненно принадлежали Польше и на Правобережье сфера царских интересов ограничивалась Киевом. Само взятие Чигирина благодаря энергичным военно-дипломатическим действиям В.В. Голицына стало вынужденной мерой в условиях измены союзника. Поэтому то, что Правобережье оказалось разменной картой при умиротворении противоборствующих держав, реально оценивать лишь с точки зрения всей протяженной и драматичной игры. Ставкой на Чигирин царь Федор Алексеевич и князь Голицын изменили цели боевых действий и сделали ничью возможной, даже желательной для обеих сторон.

Османская империя была не вполне удовлетворена условиями договора. Уже при ратификации турки постарались изменить его редакцию, добиваясь всеми правдами и неправдами снятия ограничений на строительство крепостей в низовьях Днепра[211]. Фактические нарушения договора с их стороны усилением этих укреплений ясно показывали компромиссный характер перемирия, необходимого лишь для высвобождения османско-крымских сил, брошенных вскоре на Империю и Польшу.

Со своей стороны Россия отказалась от борьбы только в условиях международной изоляции, кризиса казенных доходов и незавершенности внутренних реформ, проявив зрелость политической мысли. Война в понимании царя Федора Алексеевича, князя Голицына и их единомышленников рассматривалась как инструмент политики, подчинялась политике, а не определяла ее