– И что, это все значит?

– Посмотри внимательней. Вглядись в нее. Что ты видишь?

– Ничего. Абсолютно ничего.

– Откройся ей, и ты узришь, как она откроется тебе.

Чувство тревоги и холодящего кровь, страха, достигло своего апогея, и я ощутил, как мои внутренности выворачиваются наизнанку, я чувствовал, как на моих глазах лопаются капилляры, а руки начинают отпускать край гамака, и тянутся к пропасти. Внутри, что-то есть, внутри нее… Или, кто-то? Я увидел ярко красные глаза, человеческие красные, как два солнца, глаза. Они смотрели на меня, с абсолютным спокойствием, с таким, что мой страх, попросту, выветрился, а тревога испарилась, словно вода, под палящим солнцем.

– Что ты?

Я не должен смотреть ей в глаза, так велел мне пенек, пролетающий мимо нас. Но, бездна была так притягательна, мне хотелось узнать, что она в себе таит. Я уставился в красные глаза, сам перестав моргать. Внутри них даже не было зрачков, они просто сияли, словно две туманные звезды, ярко красного цвета. Он был не четким, размытым, умиротворяющим.

– Видишь? Она знает, кто ты.

– Что?

Я обернулся, и увидел, нечто ужасающее, и фантастически нелепое одновременно. Вместо головы собаки, у этого пса, была моя голова. Мое лицо, мой взгляд, такой, испуганный, будто у ребенка, наблюдавшего, как его отец ссориться с матерью. Шея по-прежнему была пушистой, она плавно переходила в мою голову. Может, у меня теперь голова собаки?

– Что, это все значит?

– Скоро узнаешь.

Гамак начал наклоняться, он хотел сбросить меня. Туда, в бездну. Какого черта? Два дерева, нет, две дерево-ноги, встали над пропастью, и каждое дерево находилось по разные края этой ямы. Будто, гребаный Ван Дам, между двумя грузовиками Volvo, как в той рекламе. Гамак начинал трястись еще больше, еще сильнее. А, Iggy Pop по-прежнему напевал свою песенку.

[La la la la la la la la]

– Ну же, окунись в самую тьму своего разума, Эд, посмотри в эти глаза еще раз, знаешь, чьи они?

– Мне плевать, я хочу проснуться!

С этими словами, деревья сделали свое последнее, разрушающее все и вся, движение, и скинули меня в эту пропасть. Все замедлилось, листья летели около меня, ветки падали в бездну, а пес огорченно смотрел мне в глаза, словно он не ожидал, что я упаду.

– Нет! Нет! Неееет!

Я кричал, что есть силы, сердце колотилось, словно отбойный молоток, энергии было столько, что я мог обеспечить электричеством все Токио. Я пытался ее угомонить, но у меня не получалось, тогда… Произошло, что-то странное, фантастическое, ощущение походило на то, будто я только что испытал миллион оргазмов одновременно. Меня охватил ярко красный свет, я узнавал его, вдруг меня разорвало на миллиард кусочков, словно картину, которая состояла из кучи маленьких пазлов.

– ЧТО ЭТО ЗА ЧЕРТОВЩИНА?!

Заорал я, и из моих глаз, будто из двух беспощадно огромных прожекторов, появился туманно красный свет. Я просто хочу проснуться, и снова оказаться в такси, рядом с этим психом. Там мне нравилось больше. Хоть и это чувство, что я испытывал, летя в эту бездну, было незабываемо-необыкновенным. Мои глаза стали больше. Я ощущал, как увеличиваюсь в размерах, и теперь, мои глазища, и, правда, были двумя прожекторами. Я стал бездной, я превратился в нее. Вдруг, рядом с головой собаки, да, теперь она уже была собачьей, выглянула, из-под края гамака, моя голова. Черт, да это же и был я. Мое лицо было таким спокойным, руки, вцепившиеся до этого, в гамак, ослабли, и отпустили его. Стоп. Тогда, получается, там, на гамаке, всматриваясь в эти глаза бездны, я смотрел в свои глаза. Вооот дерьмо!

– Стой! Стой! Не смотри в…