[Каждый из нас – беспонтовый пирожок]

[Каждый из нас – беспонтовый пирожок]

[Ту ту ту ту ту ту ту туууу туууу]

– Нравится? – Поинтересовался у меня пес.

– Что, именно?

– Песня?

– Да…

От него можно было ожидать чего угодно, поэтому на каждый вопрос, я отвечал с максимальной осторожностью.

– Мне тоже.

– Конечно, ведь ты плод моего воображения, тебе не может, не нравится то, что нравится мне.

– Отчасти ты прав, Эд.

– Почему, отчасти?

– Ты недооцениваешь меня, я нечто большее, чем размытая фигура твоей извращенной фантазии, стоящая у тебя за спиной.

Звучит жутковато.

[Наша страна полна жопа огурцов]

[Всякая страна полна жопа огурцов]

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что я не просто тень, не просто твое мрачное отражение самого себя, и, уж точно, не твое злобное второе Я.

– Может, хватит говорить сраными загадками, и скажешь прямо, кто ты, блин, такой?

– Ты, правда, этого хочешь?

– Да, хочу.

Правда?

– Ты сам это выбрал, и тебе с этим жить.

Это всего лишь сон, не убьет же он меня во сне? Не думаю, что может что-то случится.

[Каждый день, я свою сумку, свою сумку охранял]

[Всю свою жизнь, я сумку охранял]

Видимо, песня проигрывалась заново, каждый раз, как заканчивалась.

– Тогда отправимся туда, где узришь ты ответ, на твой вопрос.

Если бы у Йоды была собачья версия, именно этот пес был бы ею. Мне уже надоедала его искусственно-пафосная манера речи.

Вдруг, ветер задул еще сильнее, и еще сильнее. Да так, что ветки деревьев начали отламываться, а мимо нас, прямо под нашим гамаком, пролетел огромный пень, на котором была, вырезанная ножом надпись: «Не смотри в красные глаза». Что это все значит?!

Началось настоящее землетрясение, все вокруг рушилось, а земля начала подниматься и опускаться, словно под ней находился ад, который изрыгал свое зловещее дыхание. Вдруг, деревья начали отрываться от земли, вместе с корнями, и начали передвигаться, словно ноги, шаг за шагом, ломая все, на своем пути. Корни послужили деревьям неплохими ступнями. Пес не отрывал от меня глаз, пока я метался из стороны в сторону, прыгая по гамаку, как по батуту.

– Держись крепче.

– Легко говорить, ты, будто приклеен к этому гамаку.

– Держись! – Сказал он, голосом самого дьявола.

– Черт, я делаю все, что в моих силах.

– Может, это тебе поможет.

Он притянул силой мысли к себе этот чертов магнитофон, колючки, находящиеся на нем, вошли внутрь, и открылся подкасетник. Пес достал кассету, откуда, мне даже не хотелось знать, вставил ее магнитофон, иголки снова выскочили, и заиграла песня: Iggy Pop – The Passenger.

– И как мне это должно помочь?

Деревья до сих пор упорно шагали, круша все вокруг, а гамак качался из стороны в сторону, словно корабль-карусель.

Вдруг, в один момент, я просто приземлился на свою пятую точку, и тоже приклеился к гамаку. Пес ехидно улыбнулся, и закрыл глаза, видимо, наслаждаясь песней. В один момент все застыло, ноги-деревья остановились, и прямо передо мной упали те самые тетрадки, что лежали среди пивных банок. Я взял одну из них, и открыл, там были буквы, сотни букв, идущих подряд, случайные буквы. Я ничего не мог разобрать. Что мне с этим делать? На самих тетрадках была изображено утро, просто утренняя дорога, или утренний лес, деревья. Стоп. Это что, вид из такси, из моего окна? Напротив которого я заснул.

– Как ты?

– Ни хрена не понимаю.

– Тебе и не дано, понять это.

– Зачем ты тогда, притащил меня сюда?

– Ты сам этого хотел.

– Я хотел узнать кто ты.

– И до сих пор этого хочешь?

– Наверное…

Нет.

– Тогда, посмотри вниз.

Я осторожно подкрался к краю гамака, и узрел бесконечную пропасть, под нами, ей не было конца, лишь всепоглощающая и пугающая до мурашек – бездна. Мои руки задрожали, во рту пересохло, но, я вцепился в самый край изо всех сил, пытаясь не упасть туда, вниз.