Златан подошёл к ней и обнял.

– Не хочешь меня суженым назвать, позволь братом названым16 стать. Не обижу тебя ничем, слово плохого не скажу. Не только отец с братьями на защиту твою встанут, но и я своей грудью тебя защищать буду. Хочу, чтобы не пугалась меня никогда. Я понимаю, что нельзя сердце девичье неволить. Никого неволить нельзя. И я тебе неволить не хочу.

– Но ежели тебя братом своим назову, то и свататься ко мне ты уже никогда не сможешь, – несмело посмотрела на него Светозара.

– Не смогу. Но зато я смогу видеть в твоих глазах радость. Разве то́ не счастье? А сердце твоё растает однажды. Вот увидишь. Не может не растаять. Я сам много смертей видел. И друзей своих, и врагов. И брата моего у меня на глазах убили, а я его защитить не смог. Не уберёг. Многих эта война не пощадила. Многих. Но я жить продолжаю, суженую свою ищу. И однажды для своей семьи дом поставлю. Жену свою туда введу. И ты должна начать жить. Понимаешь? Так ты готова назвать меня своим братом, Светозара? – Златан посмотрел внимательно в её глаза.

– Я готова назвать тебя своим братом, Златан, – улыбнулась она ему в ответ.

– Так тому и быть, сестрёнка.

Златан прижал её к себе и поцеловал в макушку. Светозара прижалась к нему и облегчённо вздохнула. На поляне в один миг тихо стало, да так, что крик стрижей с высоты неба громом казался.

– Пора к трудам приступать, – отстранился Златан и пошёл к отцу.

– Я тебе пояс сотку, братец, самый красивый, – крикнула ему Светозара вослед.

– Я буду рад его носить, сестрёнка, – громко ответил ей Златан через всю поляну, чтобы все вокруг те слова услыхали.

Горыня похлопал сына по плечу, а Ведагор прижал к себе что есть силы. Светозара улыбнулась им троим и пошла снедь со скатерти в корзину прибирать. Её сердце хоть и билось ещё глухо, но вера в людей опять просыпаться начала.

Дни шли за днями. В лесу ягода первая поспела, грибы свои шапки показали. Птицы щебетали во весь голос. В орешнике орехов выросло, что ветки ломились, обещая хороший урожай. Женщины с детьми по грибы да ягоды ходить стали. Песни в рощах пели. Гомонили на весь лесок. С ними всегда несколько мужчин ходили, время ещё не спокойное было. Не всех татей лесных разогнали. То там, то сям слухи ходили о людях перекатных да злых. Чужаков дальше окраины сёл не пускали. Люди ещё не забыли боль войны. Но в этот день в лесу было хорошо. От девичьего смеха. От юношеского задора. Детишки перекликались друг с дружкой. Смех да песни над лесом слышны были.

На стройке уже второй этаж строили. Баню закладывали. И там скучать никому не приходилось. И там шум да гам. Жених наравне со всеми работал. Для лю́бой своей старался. Два рода ему в том помогали. Скоро породнятся они через детей своих. Внуков на коленях нянчить будут. Всё чаще и чаще свадьба обсуждалась в перерывах. Уж и осень не за горами. Вот и время урожая придёт. А пока веселились юноши с девушками, словами перебрасываясь да с малышнёй перекрикиваясь. В хорошем настроении дом ставили на радость да на счастье.

Вдруг из-за околицы17 показался незнакомый человек. За спиной его меч висел, завязками стянутый, показывая, что не со злом он ступил на эту землю. На поясе кинжал в ножны был вложен да тесёмкой перевязан. Человек слегка прихрамывал на левую ногу, словно ранен был, да рана та не затянулась. На его лбу был шрам, который скрывался в волосах. С виду юноша-юношей был, а в глаза посмотреть, так старцем казался. Одет он был, как и все, в рубаху подпоясанную, штаны домотканые, сапоги на плечах нёс, а сам босым шёл. За спиной его котомка