– Веди себя хорошо, – наказала я Жорику, покидая квартиру.
Вернусь, и будем с тобой вместе грустить.
– Здравствуйте, Вероника Алексеевна. Вы меня, наверное, не помните. Я Настя, внучка Аллы Викторовны, мы дружили с Сережей…
Остановив лифт между этажами, я репетировала то, что собиралась сказать матери Серого.
– Здравствуйте, Вероника Алексеевна…
А если все-таки Александровна? Я не была уверена, что правильно помнила отчество, – в детстве она была для меня просто тетей Верой.
– Здравствуйте, Вероника Ал… кхе-кхе… вна. Вы меня, наверное, не помните…
Поняв, что от повторений становится только хуже, решительно нажала кнопку седьмого этажа.
Щелкнул замок, дверь приоткрылась, и я бегло начала, уткнувшись в пол:
– Здравствуйте, я Настя…
Подняла глаза и онемела на несколько секунд.
– Ну здравствуй, Настя.
– Серый! – Очнувшись, я кинулась на шею открывшему мне парню. – Живой!
– Живой-живой… И буду живой, если не задушишь.
Квартира у Линкевичей была трехкомнатная, но все равно тесная. Светка, младшая сестра Серого, успела выйти замуж, родить ребенка и развестись. Жила теперь тут вместе с сынишкой. Человек трех лет от роду умудрялся занимать все три комнаты одновременно, и потому мы устроились на кухне. Разговаривали и пили чай, который заварила тетя Вера, к моему удивлению и стыду оказавшаяся Вероникой Николаевной.
– Муторная история, – поморщился Сергей. – Да, была авария, двое ребят погибли из моей бригады. Меня контузило. Больница, реанимация. Когда в себя пришел, не сразу и узнал, что умник какой-то документы перепутал. И маме передали уже. Даже думать не хочу, чего она натерпелась.
– Ой, Серый, какой же ты… серый…
В мальчишеском ежике осталось не так уж много темных волос, и ранняя седина превратила детское прозвище в реальность.
– Давно вернулся?
– Второй месяц уже.
– А я только сегодня узнала… – Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Но провалиться можно было только в квартиру на шестом этаже, и вряд ли ее жильцы были бы рады мне и дыре в потолке.
– Да никто не в курсе, наверное, – успокоил меня Сережка. – Мама мало кому рассказать успела: когда я приехал, у нее опять с сердцем плохо стало, почти на месяц слегла, хоть я и звонил заранее, и бумага официальная пришла. Надо ей сказать, чтоб тете Маше позвонила – та по всему городу разнесет… Зато с тобой увиделись.
– Это да, – согласилась я. – Хоть какая-то радость… Ну, в смысле, я рада, что ты жив, и вообще…
– Я тоже рад, Настюха.
Он улыбнулся, и мне подумалось, что для первой, но большой любви десять лет не срок…
– Может, погуляем? – предложил Серый. – А то я, как приехал, в четырех стенах сижу. Так и лето пройдет.
– Давай. А куда пойдем?
– Не знаю. – Он посмотрел на племянника, успевшего за время разговора обосноваться рядом с нами за столом. – Туда, где народу поменьше.
– Если хочешь, можно ко мне, – сказала я и покраснела. – Ну, это… старый двор посмотришь, голубятню…
Я падшая женщина. Однозначно.
Но я совершенно счастливая падшая женщина.
Казалось, можно лежать так вечно: положив голову на сильное мужское плечо, слушая ровное дыхание…
– Твою ж мать! – Серый вскочил как ошпаренный, и забористый мат несколько нарушил романтичность момента. – Что это за тварь?!
– Это Жорик, – протянула я, не желая прощаться со сладкой негой. – Ты занял его место, и ему это не понравилось.
И как жаб умудряется то и дело выбираться из-под сетки?
Поймав недовольно пучившее глаза земноводное, я привычно чмокнула пупырчатую морду и, закутавшись в простыню, прошлепала к аквариуму:
– Вот и все.
Сергей мягко отстранился, когда я решила его поцеловать и утянуть обратно в постель: