– Отдадим его Мару, чтобы никому обидно не было, – явно преодолевая тяжёлые душевные муки неизбежной утраты, по праву старшинства отважно решила Антогора. – Так справедливо будет. А в тех коробках что?

– То, что в тех коробках будет после обеда.

– Понятно, – догадалась она, – пирожные! Девочки, сегодня у нас праздник! Мар, а нельзя обед как-нибудь пораньше сделать?

Охота с Феридой вроде бы примостились в библиотеке, как обычно сыграть в шахматы. Антогора, с блаженством поглаживая животик, возлежит на своей кушетке. А меня никак не оставляет ощущение, что что-то тут сегодня не так, как должно бы быть.

– Антогора, а как же ваши ежедневные упражнения? Я донесу Антиопе, что вы тут совсем обленились, и к службе совершенно не пригодны.

– О, Боги, что это мы сегодня! Память что ли потеряли из-за мороженого? – воскликнула амазонка, вскакивая с любимой кушетки, как подброшенная пружиной. – Охота, Ферида, мигом во двор!

Выхожу на террасу и сверху любуюсь их гимнастикой. Замечаю в саду какое-то шевеление. Наверное, Габор со своей компанией там, как обычно расположился. В поле сельский народ копошится. Далеко. Около виллы уже всё скошено. Кричу вниз:

– Девочки, не уходите оттуда. Я сейчас спущусь. Купаться пойдём.

Внизу прекратилась гимнастика. Заканчивается и стрельба из лука. Скорость отправки стрел в полёт и меткость поразительные. В Париже Охота и Ферида положили в мишень пуля в пулю. Если бы то же самое они делали здесь, то быстро бы без стрел остались. Последующая стрела расщепляла бы предыдущую. Сейчас амазонки выстраивают стрелы в идеально прямые линии. Вертикальные и горизонтальные. Ни малейшего нарушения геометрии. Я когда-то наблюдал, как Антогора за минуту выстроила на мишени свою подпись с росчерком. Поразительно!

Ферида опять забежала куда-то в глубину леса за нимфами и на бережке озерца сегодня очень оживлённо. Скидываю тунику и с блаженством растягиваюсь на траве.

– Вчера уехал вестник из Рима, – сообщает Антогора, снова избрав своим изголовьем мой живот. – Продолжай, продолжай. Очень приятно, когда ты вот так ворошишь мне волосы.

Грива у девушки изумительная! Пальцы тонут в её густоте и, вместе с тем, почти не встречают сопротивления. Охота и Ферида пристраиваются рядом.

– Марк и Ливий сообщают, что в Риме затишье. Октавиан и Антоний ведут себя как лучшие друзья. В Галлию отправлено жалование для стоящих там легионов. Только говорят, что из казны на это взято на восемьдесят тысяч денариев больше, чем обычно. Деньги повёз сенатор Флар. Сначала собирались послать вроде бы известного нам Домиция Ульпиана, но он сказался больным.

– Даже слухов тревожных и тех нет, – добавляет Охота. – Антогора, слезай с чужого живота! Теперь моя очередь.

– Почему это твоя? – возмутилась Ферида. – Живот у Сергея общий.

– Прекратите споры хотя бы здесь! – сползая с меня, цыкнула на Фериду Антогора. – Охота первая сообразила, как это приятно. – Подумала и добавила: – После меня, конечно, сообразила.

– Ладно уж, подожду, – отступилась Ферида. – А меня вот беспокоит такое затишье в Риме. Обычно не к добру спокойствие между врагами. Жди двойной гадости кому-то.

– Ты права, – согласилась Антогора, – и мне тоже тревожно. Не верю я в дружбу врагов. В страх и ненависть верю, а вот в дружбу – нет. У Антиопы в Риме и не только в Риме есть хорошие знакомства. Я их не знаю, но до Антиопы всякие римские известия доходят раньше, чем до нас и, бывает, раньше, чем что-то случается. Думаю, потому что многие амазонки нашего племени имеют отцов в Риме. Но этих отцов знает только Антиопа.

– Меня же вот интересует то, что Марк и Ливий не смогли узнать. С чего бы это вдруг кому-то вздумалось посылать с деньгами для легионов Ульпиана. Как я понимаю, он при Октавиане что-то вроде посланца по тайным делам. Да и при его крепком здоровье вдруг заболел именно перед поездкой. Из этого следует, что нам неплохо было бы съездить в гости к Антиопе, – подвёл я итог. – Хорошая осведомлённость лишней не бывает.