страха, увидев прямо перед собой, – нос к носу, – одноглазую, уродливую собачью физиономию!
Гремя цепью, пёс пулей бросился в конуру. Спустя минуту он осторожно выглянул оттуда. Кроме цыплёнка, да большого мыльного Пузыря никого поблизости не было… Барбос зарычал:
– Р-р-ры!!! Вот это да! Такой крошечной разноцветной собачки дворовый пёс ещё не видел.
«Как она умудрилась забраться в Пузырь?!» – подумал он.
– Пи-пи-пибижали! Пибижали! – запищал Петушок.
Но Пузырь остался на месте. Зелёная собачка внутри него бесстрашно тянула свой лиловый нос к носу Барбоса.
– Ишь ты, какая смелая! Вот я тебя сейчас! Р-р-р! – беззлобно зарычал пёс.
Морда собачки, вспыхнув, как фонарик, красным светом, оскалила зубы.
– Гхы-гхы! – засмеялся Барбос. – Она меня ещё пугает! Ой, не могу!
Налетел ветер и, к разочарованию пса и цыплёнка, унёс с собой Пузырь.
Пузырь побывал на лугу. Смотрясь в него, покатывался со смеху Бык: «Какой только скотины нет на свете!»
– Ква-а-а-акие! Ква-а-а-акие! – хохотали лягушки в пруду, плавая вокруг Пузыря, севшего на воду.
Высоко в небо поднимался Пузырь, и Жаворонок так весело пел рядом с ним, что Путник, идущий по дороге, запрокидывал вверх голову и счастливо улыбался: – Хорошо-то как!
ВЕСЕННЕЕ ЧУДО
Отбушевали февральские метели. Отзвенела мартовская капель.
– Чик-чирик! – истошно кричат воробьи, ссорясь со скворцами.
– Не отдадим вам скворечники! Мы их хозяева!
– Нет, мы! – налетают на них скворцы. – Для нас они строились! Пожили зиму, хватит! Выметайтесь!
На крыше дома, греясь под Солнцем, Кот лежит. На птиц хитрым глазом косится: «А вот спуститесь-ка пониже, улажу ваш спор!»
В загоне Корова уныло хвостом помахивает, – бока за зиму отлежала, зубы соломой жёсткой поистерла, ждёт не дождётся, когда хозяин за околицу на зелёный лужок выгонит.
Вольготно широким полям, скинувшим с себя шубы снежные. Деловито копаются в пашне грачи, отыскивая лакомых земляных червей.
– Эге-гей! – кувыркается в небесной синеве молодой Коршун. Летит его гордый клик от облака к облаку.
А посреди села стоит смолёный Телеграфный Столб, – чёрный, как головешка, – думу горькую думает: «Не для меня весна! Не быть мне снова деревом зелёным».
Ночь глубокая нависла над землёй. Крадучись, вошёл в село Злой Морозец. Дохнул на тёмное небо, потёр его рукавом, – звёзды яркие просияли. Остеклил ледком лужицы, побелил инеем крыши покатые, заборы дощатые. Принялся кистью студёною по деревьям мазать.
– Что ты делаешь, негодник?! – воскликнул Телеграфный Столб. – Ведь листочки на них уже первые появились!
– И хорошо! – посмеивается Злой Морозец. – Пусть замёрзнут!
Всполошился Столб:
– Эй, деревья, просыпайтесь! Поберегитесь!
Проснулись деревья, стали без ветра раскачиваться, ветвями размахивать. Попробовал Злой Морозец и дальше белить их, – не получается, – осыпается иней с ветвей пылью серебряной.
Озлился Морозец на Столб:
– Вот я сейчас тебя заморожу, чурбан ты этакий!
Один бочок неба алым соком налился. Побежал Злой Морозец прочь из села, – ледком хрустит, спотыкается. Кисть свою в канаву обронил. Вдогонку ему лучи солнечные летят золотыми стрелами.
Стоит Столб белый- пребелый.
Шепчет Земля Солнцу свою просьбу:
– Отогрей его! Он Морозу злое дело помешал творить!
Был иней и нет его! Полилась по Столбу водица, закапала с проводов. И от крыш пар пошёл, и от заборов. Густой туман встал на селе.
Говорит Земля Столбу:
– Знаю думы твои тоскливые. Что ж не довольствуешься ты покоем, в коем ныне пребываешь? Ни Ветер тебя не ломает, ни Червь не ест, ни Топор более не тревожит, плохо ли? – Плохо! – отвечает Столб. – Пусть Ветер ломает, пусть Червь ест, пусть Топор снова рубит, – жить хочется!