…Всё очень просто, поверь мне, славный:

забудешь нимфу – она умрёт.



ОТКУДА И КТО ТЫ ЕСТЬ

Д. Р.


У Дикой Охоты – свод непреложных правил: нельзя отставать, не то в темноте оставят, нельзя вспоминать, откуда и кто ты есть.


Пусть в небе морозном каждый друг другу равен, но тех, что под нами, гоним мы их и давим, не смей заступаться – быстро собьётся спесь!


Была среди нас такая – из тех, кто против. Тебя подобрали, кстати, на той Охоте… Ты славной малышкой, честно скажу, была!


Почти как она, но младше и голос звонче, совсем не боялась наших-то диких гончих, стояла в пороге – тонкая как стрела.


Тебя подхватил наш Ловчий, оскалясь дико, но он не дождался дрожи, испуга, криков, ты просто смотрела через его плечо.


Она подошла: румянец как костяника, луна приласкала латы округлым бликом – и тени взметнулись вслед за её мечом.


– Оставь её, Ловчий, – хрипло и без сомнений. И вслед за мечом, ты помнишь, взметнулись тени… Она была быстрой, так же как ты быстра,


но это неважно, ведь главный закон священен: предателя – в снег, предателя – на колени и голову с плеч.

Погибла твоя сестра.


А Ловчим был я. Чего уж тут, в самом деле. Седлаем коней, под нами ревут метели, конец октября – пора загонять и жечь!


Скакать между звёзд без удержу и без цели, чтоб смертные в страхе падали и хрипели…


Она промолчит, рывком обнажая меч.


У Дикой Охоты главный закон священен: нельзя отставать, предателей – на колени, нельзя вспоминать, нельзя замедлять свой бег.


У всадников диких – ни сердца, ни сожалений, их надо держать вдали от родных селений…


Раз Ловчий убит –

Охоту вести тебе.

LITTLE RED RIDING HOOD

Е. С.


Мой мальчик, скажи мне, зачем тебе красный плащ?

Без задней мысли, но как уж тут не спросить.

Да нет, я не перестану тебя любить,

Во что бы ты ни оделся. Но как тут быть,

Когда этот красный уж слишком –

совсем –

манящ?


Мой мальчик, февральской ночью в холодный лес –

Не лучшее из возможных решений. Да,

Я делала точно так же, и темнота

Всегда прогоняла скуку, всегда-всегда,

Но я – это я, а ты-то

куда

полез?


Мой мальчик, зачем тебе этот надлом у губ,

И пальцы сильней-нежнее гитарных струн,

Глаза удивительней тысячи южных лун,

И родинки вязью неведомых древних рун?

Мой мальчик, зачем ты настолько,

настолько

глуп,


Что лезешь без спроса в самый большой овраг

И только смеёшься навстречу чужим клыкам,

Навстречу «зачем такие» большим зубам,

Навстречу «я никому тебя не отдам»?..

Ты – всё, чего может хотеть

волчица.

Так?


Ты – всё, чего может хотеть волчица. Вот.

И здесь, на опушке, обняться – и так застыть.


Скажи, что не перестанешь меня любить,

Когда я покроюсь шерстью и стану выть,

Уткнувшись мохнатой мордой

тебе

в живот.



ДОЧЬ БУРГОМИСТРА

Д. Р.

Город серый, как будто умер, как будто вымер… Ни листочек не дрогнет над ровными мостовыми. Все попрятались, только крысы в ночи не спят: по подвалам, по чердакам, по канавам тоже, город вылизан ими, загажен, изрыт, исхожен, переполнен до точки, где стал походить на ад. Город мрачный, такой похмельный и похоронный, если дышит – то вместо вдохов выходят стоны. Скоро лопнет, уже трещит по потёртым швам. Я иду, выбивая пальцами ритм по стенам. Я не слышу его, но мне всё равно, наверно: я привыкла давно не жить, а существовать.


Дед был мастер – из лучших лучший, один на свете. Передать свой талант хотел бы, конечно, детям или внукам


хотя б, но как-то не задалось. Дочка стала простой портнихой, а


сын – торговцем (богу богово, остальное – заблудшим овцам), может, кто и пытался, но как-то всё вкривь и вкось. Дед был мастер из ничего создавать искусство… Утверждают, мол, свято место не будет пусто, но я что-то не вижу подобных ему нигде. Перед смертью он создал флейту – живое чудо: кто услышит, забудет, кто он и был откуда. Дед швырнул её в реку, доверив судьбу воде.