По крайней мере, именно так определял его деятельность Андрей.
Они выпили и принялись за шашлык.
– Спасибо за книгу, – сказал Андрей, одолев первый шампур и закуривая сигарету.
– Ты уже благодарил, – усмехнулся Данька, – неделю назад, по телефону.
– Все равно. Это здорово.
– Нашел в ней сюжет для новой повести?
– А то как же! И не один. Хочешь, сделаю тебе комплимент?
– Хочу. Валяй, делай.
– Твоя книжка пришлась по душе моим райдерам.
– «Дорога на Монсальват»?
– Она. Знаешь, райдеры – суровые критики. Это действительно комплимент.
Данька кивнул.
– Что же привлекло твоих странников в моем скромном труде?
– Не прикидывайся, сам знаешь, что.
Данька снова кивнул. Он знал, что – Андрей часто рассказывал ему о своих ребятах, в том числе и то, о чем сам мог только догадываться…
…Андрей никогда не был для них руководителем – просто друг, один из очень немногих взрослых, которым они доверяли. Он почти никогда не задавал им прямых вопросов, предпочитая дожидаться тех редких случаев, когда райдеры сами рассказывали ему о себе. Борис – тот, кажется, ценил эту тактичность и в ответ старался помогать Андрею информацией, когда тот чего-то не понимал в их жизни.
Борис был самым старшим из них – не только в Москве. Именно он – сам, по собственной инициативе, Андрей не настаивал – именно он в первый раз рассказал Андрею о райдерах. Это было уже в городе, осенью после той памятной встречи в тайге. Потом Андрей познакомился с другими ребятами, узнал, что многие пишут стихи, а кое-кто и прозу, стал возиться с ними, помогая выправлять стиль и слог, и вот уже два лета надолго уводил нескольких ребят в лес, где вместе с Борисом учил их жить без метро и гамбургеров…
Райдеры не были ни движением, ни – уж тем более! – организацией. Их и было-то всего человек двадцать в Москве, да столько же в Питере, да по нескольку человек в больших областных городах. При встрече они иногда рисовали на земле северную руну Дороги. Это не пароль, объяснял Борис, просто способ узнать друг друга. От имени этой руны – «Райд» – и получилось само собой слово «райдер»…
Одно время Андрею казалось, что райдеры немного похожи на хиппи, но он быстро понял, что между ними нет ничего общего, кроме страсти к дороге и нелюбви к современному миру. Борис, например, коротко стригся, всегда был аккуратен в одежде, с равной простой элегантностью носил драную энцефалитку и тройку, подаренную отцом после поступления в институт. Райдеры не любили городов, никогда не тусовались, не болтались на трассе Москва – Питер. Но едва начиналось лето, райдеры, не собирая больших групп, «выходили на дорогу» и исчезали в лесах и на проселках России. Правда, один только Борис иногда выходил на дорогу в одиночку, остальные покидали города по двое или трое.
Андрей давно уже привык присматриваться к людям, выясняя их литературные пристрастия. В этом смысле «субкультура» райдеров была, несомненно, пропитана духом книг Крапивина. И еще – в меньшей степени – Толкиена и Кастанеды. И еще его, Андрея Панина, книг. Он всегда удивлялся, думая об этом.
Такое литературное «ирландское рагу» Андрей часто называл гремучей смесью (подразумевая Крапивина, Толкиена и Кастанеду, не себя, конечно). Да, райдеры не были движением, но Андрей чувствовал за ними неясную силу, чувствовал, что, сложись некие обстоятельства, и райдерство охватит российских тинейджеров, как эпидемия хиппи лет двадцать тому назад, когда московские мамы и папы дрожали от страха, как бы любимое дитя «не ушло в хиппи», подразумевая под этим полный социальный крах. Так действительно бывало – Андрей помнил и себя, и своих друзей…