Другой гадкой чертой Ираиды Львовны была ее мстительность. Она называла это – воздать должное. Причем воздавала она только тогда, когда точно знала, что либо есть на кого свалить, либо некому поймать ее за руку. И всегда идеально выбирала жертву. Она никогда не перечила и не пакостила тем, за кого было кому заступиться. Физического насилия она боялась панически, муж ее был существом забитым и мог разве что покричать – да что вы, да куда вы, да что вы себе позволяете! Но всерьез противостоять был неспособен, и потому надувал щеки, как и жена, только перед беззащитными.
Только им обоим можно было шуметь, стучать, делать ремонт в неурочное время, слушать телик по ночам, грохотать сковородками и включать радио на полную мощность, уйдя из дома на целый день – просто потому, что какие-то идиоты в соседнем подъезде устроили накануне гулянку на всю ночь. Соображения о том, как будут чувствовать себя те соседи, которые, как на грех, остались дома, или те, кому некуда пойти, или те, кто просто не в состоянии даже выйти на улицу – в силу, например, болезни, – и которые тоже не спали всю ночь, а теперь оказались лишены еще и шанса выспаться днем – все эти соображения Ираиду Львовну совершенно не волновали. Ее праведный гнев требовал утоления, и в тот день она бестрепетно включила радиовещание, выставила максимальный уровень звука, и в девять утра ушла из дома вместе с мужем – до девяти вечера. Соседи были на ушах, никто не понимал, у кого происходит этот кошмар и как это прекратить. Раскрылся же этот секрет Светлане: она как раз сидела у окна кухни и увидела супругов, возвращающихся домой, как всегда, под руку. Пока они поднимались, она, одуревшая, полуоглохшая, в бессильных слезах, еще и посочувствовала им – вот бедняги, ночь не спали, весь день где-то ходили, пришли уставшие, им бы отдохнуть, а тут стены дрожат от радиовоплей. И пришла в полный шок, когда услышала, как хлопнула с характерным, хорошо знакомым ей, металлическим лязгом дверь, простучали шаги (коврики не заглушали звуки, просто смягчали слегка), и… радиогрохот стих, как отрезало.
– Знаешь, – сказала она потом Лиде, – меня ужас обуял тогда. Представляешь, с каким хладнокровием она принесла в жертву всех, просто ради того, чтобы отомстить кому-то одному, причем неизвестно даже кому. Просто кинула атомную бомбу через плечо – и пошла, гордая и довольная.
Самое отвратительное в этой истории было еще впереди: через несколько дней стало известно, в какой конкретно квартире гуляла веселая компания, равно как и то, что месть Ираиды Львовны так и не достигла цели – гости проснулись засветло и уехали около восьми утра, причем вместе с хозяевами, за час до начала радиокошмара. Получалось, что Ираида Львовна наказала всех кроме тех, кого действительно стоило наказать. Когда ее упрекнули, она даже не смутилась. Не пойман – не вор, она здесь не причем, это не я, мы – приличная семья, в нашем доме это не принято, мы на такое не способны. Она была высокомерна и велеречива, осанка и поджатый рот были исполнены презрения. Когда ей сказали, что ее вычислили – она спросила, кто и как. Ей ответили. И ненависть вспыхнула в ней огненным пожаром. Случилось наиредчайшее: ее поймали «на горячем» и у нее не получилось перевести с себя стрелки. В первый раз соседи увидели ее истинное лицо, ее добропорядочность дала трещину, а безупречная репутация оказалась поставлена под угрозу. Дерзкую девчонку следовало растоптать, уничтожить. И от намерений Ираида Львовна незамедлительно перешла к действиям. Света терпела, сколько могла, а потом не выдержала – пожаловалась Лиде. И Лида не подвела, учинив тот самый скандал – с угрозами выкинуть телевизор за окно и вызвать участкового.