Так, томясь бессонницей, сидела она однажды тёмною ночью, еще не раздетая, на краю своей кровати, не подозревая, что на дворе около дома кто-то бродит, часто заглядывая к ней в окошечко, как не подозревала, конечно, и того, что была в эту минуту необыкновенно красива в своей задумчивой позе с печально опущенными на колени руками и широко вытаращенными глазами, задумчиво смотревшими куда-то далеко-далеко. Но вот в окно что-то осторожно вдруг стукнуло, и молодая девушка, легко вскрикнув, быстро обернулась и начала вглядываться в темноту. Тут ей показалось, будто у окна она видит Таннаса, а через минуту услыхала, что ее действительно кто-то зовёт в полголоса:

– Пауна! Дорогая моя Пауна, выйди ты ко мне на улицу! Не бойся! Ведь это я – твой Таннас!

Рука Пауны уже была на ручке двери, и менее чем через секунду молодая девушка, стоя уже за дверью, почувствовала вокруг себя чьи-то объятия. Торопливо отстранив руку, обхватившую стройный ее стан, она спросила:

– Но ты ли это на самом деле? Уж не вздумал ли кто посмеяться надо мною?

– Смотри, Пауна, вот твое колечко, а вот и та монета, что при прощании повязала ты мне на шею. Выносить дольше разлуку с тобой стало мне невмоготу, и я решился, во что бы то ни стало удостовериться собственными глазами, остаешься ли ты мне верна!

– Но кто же там, на войне отпустил тебя, дал тебе позволение прийти сюда?

– Никто меня не отпускал.

– Как никто! Однако же ты здесь? Разве уже кончилась война?

– Какое кончилась! Война в самом разгаре, но я бежал тайком, сделав это из любви к тебе, Пауна.

– Из любви ко мне! – злобно рассмеялась Пауна. – Уж не воображаешь ли ты, что мне так лестно будет иметь своим возлюбленным беглого солдата! Уйди прочь с моих глаз!

– Что ты говоришь, Пауна! Так вот какова твоя любовь ко мне? Ты посылаешь меня, не жалея, навстречу верной смерти.

– Ступай себе куда хочешь! Но только знай, что твоею женою я никогда не стану, ибо выносить сознание того, что я не могу не презирать своего мужа, должна за него краснеть, было бы свыше моих сил.

– Ты, вероятно, полюбила другого?

– Нет, Таннас! Тебя, одного тебя люблю я, и напролёт по целым ночам просиживала без сна, все думая только о тебе одном!.. Но при этом мне никогда даже и не снилось, чтобы сокровищем моим был малодушный трус!

И Пауна, закрыв лицо руками, горько заплакала.

– А я так полагал, что ты обрадуешься моему приходу и укроешь меня у себя!

– О, какой позор! – с горечью воскликнула молодая девушка, – Какой ужасный для меня позор – моя помолвка с тобой! Но все равно я даю тебе слово, что скорее же огонь спалит Бучдешские вершины, чем стану я твоею женою.

– А я даю тебе слово, что теперь увидишь ты меня не прежде, чем стану я калекою или же холодным трупом!

В продолжение всего этого разговора оба они, стоя друг против друга, смотрели один на другого так, что глаза их, – рассыпая искры, – только сверкали в темноте.

В эту минуту вверху на горе показалось вдруг красное зарево. Молодые люди взглянули вверх, и обоим им показалось, будто горит одна из скалистых вершин Бучдеша. Всё ярче разгоралось зловещее зарево, среди которого показались вскоре и сыпавшие искрами пламенные языки.

Неподвижные, словно окаменелые, стояли молодые люди. Тут в некоторых соседних домах раскрылись окна. Народ загалдел; одни говорили, что то горит лес, другие же кричали, что горят горные вершины. Собаки подняли неистовый лай. Пауна схватила молодого человека за плечи и шепнув ему: – «Скорей убирайся отсюда, да смотри, закрой себе лицо, не то я сгорю от стыда!» – изо всех сил толкнула его, после чего сама проворно вошла обратно в дом, захлопнула за собою дверь и моментально же погасила светившийся в ее комнате огонёк. Шибко и больно билось её сердце, пока провожала она глазами Таннаса, пробиравшегося, крадучись, вдоль домов. Потом она еще раз взглянула на гору, где, постепенно чернея, медленно гасло зарево, и ни слова не ответила на приглашение соседей пойти взглянуть на чудо.