До сих пор Фиорика всегда очень скоро засыпала здоровым и крепким сном. Но в эту ночь она почему-то долго еще уснуть не могла и беспокойно металась на постели. По временам, она вскакивала, но затем опять ложилась, нетерпеливо откинув назад длинные пряди своих густых волос, и было ей так нестерпимо и душно, и жарко! Ни разу еще с самых тех пор, как поселилась она в этом муравейнике, не замечала она, чтобы в государстве ее было так мало воздуха, и со удовольствием выбежала бы она в эту минуту куда-нибудь в поле, или в лес. Но побоялась, как бы муравьи, проведав о такой ночной прогулке ее, не заразились дурным её примером. Ведь уже сколько раз приходилось ей по настоянию самих же муравьёв произносить тот или иной строгий приговор против тех из них, что бывали уличаемы в неповиновении тем или другим правилам дисциплины, и осуждать виновных в запрещенных ночных прогулках вне черты государства на изгнание из общины, а в некоторых случаях даже и на смерть, причём она всегда была вынуждена присутствовать при их казни и видеть, как безжалостно их убивали их же собственные сограждане.

Однако на следующее утро Фиорика, не взирая на беспокойно проведенную ею ночь, была первая опять на ногах и немало удивила и обрадовала своих подданных, тем, что сама и совершенно заново выстроила одну из разрушенных галерей, причем, однако же – хотя и совершенно невольно, а быть может даже и сама того не замечая – несколько раз заглядывала в лес, и не только заглядывала, но по временам, принималась даже и прислушиваться.

Но едва успела она вернуться к себе в комнату, как к ней, сильно встревоженные, вбежали некоторые муравьи.

– Вчерашний злой человек опять сюда явился и опять разъезжает вокруг нашей горы! – доложили они ей.

– Ну, что же! Пусть себе катается! – внешне совершенно спокойно промолвила им в ответ Фиорика. – Никакого зла он нам не сделает.

А между тем сердце молодой девушки билось так сильно и тревожно, что только с трудом смогла она проговорить эти слова.

С этого дня Фиорикой овладело какое-то никогда еще неиспытанное ею беспокойно-тоскливое чувство. Чаще прежнего стала она бродить по муравейнику; всё находила, что личинкам недовольно солнца и воздуха, и сама принималась выносить их под открытое небо, чтобы тотчас же опять внести обратно в муравейник. Наконец даже и в распоряжениях ее с некоторых пор стало нередко замечаться какое-то небывалое противоречие. Бедные муравьи недоумевали, что сталось с их королевою, и пуще прежнего, старались всячески угодить ей. Так, в надежде обрадовать ее, они, между прочим, соорудили без ее ведома новую и весьма грандиозную постройку с высокими сводами. Но Фиорика к их величайшему огорчению еле удостоила взглядом это новое произведение их архитектурного искусства. А между тем около муравейника в любой час дня слышался конский топот; хотя Фиорика в продолжение нескольких дней вовсе не выходила на террасу.

В это время на неё напала такая страшная тоска по ближним, какой она никогда еще не знавала, и при этом ей невольно лезли в голову различные воспоминания о родном селе; припомнились и веселая пора, и мирные вечера за прялкой в родном домике. Чаще прежнего стала она думать о покойной своей матери и вспомнила о ее могиле, которую с тех пор, как поселилась она в этом муравейнике, так ни разу и не навестила.

Дня через два или три она объявила своим подданным о своём намерении побывать на могиле своей матери, причём муравьи тревожно спросили ее, уж не перестало ли ей нравиться у них, и не оттого ли вспомнила она о своей родине?

– О, нет! Успокойтесь! – ответила Фиорика. – Ведь только на несколько часов уйду я от вас и до наступления ночи буду опять здесь среди вас.