Франц продолжал играть до поздней ночи, и музыка унесла Йохана так далеко в страну грез, что он не заметил, когда Франц остановился, но внезапно он осознал, что он один в соборе, и что у органа темно, и от туда не доносится ни звука.

Йохан взбежал по винтовой лестнице к органу, но Франц уже ушел, и Йохан знал, что он заперт в соборе на ночь. Он решил спать там, где был. Он взял ноты Франца, чтобы использовать их как подушку, когда понял, что он больше не один. На скамейке перед ограном сидела странная фигура. Это был старик с седой бородой, блестящими глазами и глубоким голосом, похожим на жужжание шершня. На нем было коричневое пальто, серые чулки и черная треуголка.

– Кто ты? – спросил Йохан.

– Меня зовут Квинт, – сказал маленький старичок, – и я живу в одной из больших деревянных труб органа.

– Ты всегда там живешь? – спросил Йохан.

– Нет, не всегда, – сказал Квинт. – Как правило, мы здесь не живем, но некоторые заставляют нас приходить сюда и петь.

– Я не понимаю, – сказал Йохан.

– Хорошо, я объясню тебе это, – ответил Квинт. – Дело обстоит так: в каждой из трубок органа есть кто-то, кто ему принадлежит и кому он принадлежит, – но эти люди не живут в трубках; они живут в своей собственной стране, которая называется Музыкальной страной, и они приходят в орган только тогда, когда это необходимо.

– Но кто призывает их? – спросил Йохан.

Квинт на мгновение задумался, а затем сказал:

– Те, у кого есть дар.

– Но что такое дар? – спросил Йохан.

– Этого я не могу тебе сказать, – сказал Квинт. – Все, что я знаю, это то, что у некоторых он есть, а у других – нет.

– У Доктора Себастьяна был такой дар? – спросил Йохан.

– Нет, – сказал Квинт, – он был ученым человеком и очень хорошим человеком, но у него не было дара. Но юный Франц – у него дар есть. Вот почему я сегодня здесь.

– Люди из других трубок тоже здесь? – спросил Йохан, которого очень заинтересовало то, что рассказал ему Квинт.

– Они все разошлись по домам, – сказал Квинт. – Видишь ли, пока исполнитель играет, мы можем оставаться здесь и не выходить, кроме тех случаев, когда нас хотят видеть, но если мы не вернемся в трубы до того, как исполнитель закончит, мы не сможем вернуться домой. Так вот, как раз перед тем, как Франц закончил, я вылез из своей трубки, потому что он ей не пользовался, я хотел посмотреть на собор, а потом вдруг он перестал играть, прежде чем я смог снова вернуться в трубку. Если мы не находимся в наших трубах, когда органист перестает играть, мы не можем вернуться домой.

– Что ты будешь делать? – спросил Йохан.

– Мне придется подождать, пока он завтра снова не сыграет. Я, конечно, могу залезть в трубу, но не смогу вернуться домой.

– В страну музыки? – спросил Йохан.

– Да, – сказал Квинт, – и это раздражает, потому что я пропущу окончание свадебных торжеств.

– Чья свадьба? – спросил Йохан.

– Вокс Анжелики, конечно, – сказал Квинт. – Она вчера вышла замуж.

– Вокс Анжелика – это та прекрасная мягкая остановка на волне, – сказал Йохан. – Я полагаю, она собирается выйти замуж за Либлиха Гедакта?

– Конечно, так оно и есть, – сказал Квинт, – но это долгая история. Если хочешь, я расскажу тебе все об этом.

– О, пожалуйста, расскажи! – сказал Йохан.

– Ну, – начал Квинт, – Вокс Анжелика – самая красивая девушка, которую ты когда-либо видел. Ее глаза похожи на голубые воды, серьезные и спокойные, а волосы длинные и яркие, как золото на арфе. А что касается ее голоса, что ж, его можно услышать всякий раз, когда Франц играет на органе. Она так же добра и нежна, как и красива, и все в нашей стране любят ее. Она живет в той части музыкальной страны, где находятся холмы и белые горы. Зимой она покрыта снегом, который сверкает на солнце, белее и ярче любого снега, который ты когда-либо видел, но когда приходит весна, снег исчезает, и склоны гор покрываются миллионами и миллионами цветов, мягкими, белыми и блестящими как звезды.