«Мама дорогая. Интересно, чье это? Сын, любовник, ограниченная эксклюзивная серия какого-то кутюрье?»

Молодой человек выглядывает из майбаха и жестом приглашает сесть.

Я: Мой бог…

Парень: Что?

Я: Майбах. Отличная машина, говорю.

Парень скупо улыбается, отвешивая дань вежливости дежурными комплиментами.

Я: А вам кто такое купил? Папа? Мама? Любительница юных мужчин?

Улыбка сползает, на лице появляется удивление, смешанное с раздражением.

Мне интересно, что будет дальше. Но тут, как всегда, все портит Илья.

Илья: Вадик, не обращай внимания. Это Эвелина. Моя бывшая невеста и будущая мать, ее. Сначала пудрит мозг, потом держит за либидо, а потом ты, оттраханный, читаешь записку о том, что все было прекрасно. Но есть и получше.

Вадим явно в курсе, кто я такая, и снова загорается интересом. Но тут на сцене появляется Папа.

Папа: Что-то рано тебя на мальчиков потянуло. Или это очередной герой?

Я: Это конь.

Папа: Кто?

Я: Породистый скакун. В зависимости от дальнейших подробностей напишется сюжет.

Папа: Это фотомодель. Вадим. Машину купила тетя Лена.

Я: Тетя «тетя»? Или еб… рь без конца?

Папа: Папа ждет перевода.

Я: Женского пола!

Папа: Ну да, так и есть.

Я: Тогда мы его теряем. Он погибнет на скачках. Прямо у финишной черты. Тетя Лена его пристрелит за то, что игрушка не оправдала надежд.

Папа: А что ты вообще тут делаешь?

Я: С дядями мне нельзя. Тетям нельзя со мной. Поэтому я гуляю, как молодой щенок.

Папа: Как молодая сука, ты хотела сказать.

Я: Ну, сказать можно и так. Но если мужчина отслеживает, на кого положила глаз его женщина, значит, она уже не просто муза. Она прочно держит его за либидо. А значит, мужчина стал от нее зависеть…

Папа: Я передумал. Я не буду заточать тебя в Тауэр. Я сломаю тебе шею.

Я: Ревность, угрозы. Какое чудесное утро. Я видела, как маска безразличия проплывала по реке перемен. А шея… Как вам будет угодно, мой господин. Сломав мою шею, вы сломаете свою голову.

Муза: И что, теперь Он будет стоять между нами?

Я: Ты неправильно сформулировала. Он будет с нами.

Муза: То есть я просто так не смогу прийти поболтать ночью? Не смогу позвать тебя на стакан апельсинового вдохновения? Я буду зажата в тиски? Суровые рамки режима вынудят меня искать окно в твоем расписании?

Я: Ну чего ты разошлась?! Любовь – одно, вдохновение – другое.

Муза: О боги, что ты делаешь?

Я: Выбираю свитер.

Муза: Но он мужской. Раньше ты выбирала бальные платья для героинь, доспехи для воинов. А теперь свитер для Него?

Я: Да, потому что я хочу, чтобы ему было тепло и свитер напоминал обо мне. А в чем проблема?

Муза: Ты очеловечилась. Заземлилась. Скоро начнешь ездить за продуктами, читать состав стирального порошка – и баста.

Я: Мыслишь ты, как для музы, примитивно. Завидуешь? У меня просто появятся новые источники вдохновения и изменится творческий режим.

Муза: Какие, например?

Я: Медовый месяц. Обустройство своего дома. Планирование наследника. Ужин для любимого. Объятия возле камина…

Муза: Даже не продолжай. Он превратит тебя в обычную женщину.

Папа (заглядывая через плечо и читая переписку с Музой): Скажи Музе, что ей предстоит ненормированный рабочий день и сверхурочные. Потому что я беру в жены Шахерезаду. А бывших сказочниц не бывает. И кстати о свитере – это уже жест, проявление любви и признак взросления.

Я: С чего вдруг?

Папа: Потому что ты заметила, что я не сплю в костюме и обуви. Потратила деньги не на себя. И позаботилась о любимом человеке.

Негативные эмоции надо выплескивать. Выносить из себя и закапывать в секретном месте. Иначе пар гнева, желчь чужой зависти взорвут или отравят изнутри. Персональная злость – еще куда ни шло. Реагировать или нет, зависит от нас и гнета обстоятельств. А если это навязали извне? Если градус ненависти подогревается и собирается крупинка к крупинке с экранов телевизоров, прилавков магазинов, в толпе в час пик? Как быть, если надоело быть плебсом, а хочется стать личностью в абсолюте? Ты не хочешь подстраиваться – ты хочешь строить. Ты не хочешь прогибаться – ты готов нагибать. В комнате твоего сознания висит ружье, готовое выстрелить.